Молчание - Сюсаку Эндо Страница 38

Пыл Феррейры сразу угас. Слезинка еще сверкала у него на ресницах, но он как-то сник и, казалось, даже стал меньше ростом.

- Мне поручили уговорить вас отречься, - устало сказал он. - Взгляните!

Он показал маленький, сморщенный, точно след от ожога, шрамик за ухом.

- Это называется «яма». Вас связывают по рукам и ногам, так, что вы не можете шевельнуться, и подвешивают вниз головой. - Переводчик изобразил притворный ужас. - А для того, чтобы вы не умерли сразу, за ушами делают маленькие надрезы. Кровь вытекает из вас по капле. Господин Иноуэ сам изобрел эту пытку!

Родригес вспомнил мясистое лицо правителя Тикуго, увидел, как он прихлебывает горячую воду, обхватив руками пиалу, как кивает, слушая его доводы, улыбается тонкой умной улыбкой... Когда пытали Иисуса, царь Ирод пиршествовал за убранным цветами столом...

- Послушайте, падре. Вы единственный португальский священник в Японии. Но вы в наших руках и больше не можете проповедовать. Теперь вы никчемный человек. - Переводчик прищурился и заключил почти ласково: - Но вспомните, что говорил достопочтенный Тюан - он переводит из астрономии, он помогает больным... Он нужен людям. А вы... Вы должны сделать выбор. Что достойнее - праздно прожить остаток бессмысленной жизни в темнице или, отрекшись для виду, творить благие дела? И еще. Настоятель говорил об этом и господину Савано: истинное милосердие есть отречение от себя самого. Мы придаем слишком большое значение различиям в вероучениях, забывая о том, что и Будда, и Христос оба учат служению людям - в этом они едины. Неважно, какому Богу ты поклоняешься. Важно, следуешь ли ты Истинной Добродетели. Савано пишет об этом в «Записках о лжи».

Переводчик умолк и посмотрел на Феррейру, ища поддержки. Прощальные солнечные лучи освещали худую старческую фигуру в черном кимоно. Родригес не находил в этом новом Феррейре черты своего обожаемого учителя, перед которым преклонялись семинаристы. Но в сердце его не было места презрению - оно разрывалось от мучительной жалости к человеку, в котором убили душу.

- Двадцать лет... - тихо сказал Феррейра, избегая взгляда Родригеса, - двадцать лет я отдал миссионерской работе. И я знаю эту страну лучше вас.

- Двадцать лет вы были Провинциалом Японии и добились блистательного успеха, - с воодушевлением сказал священник, желая ободрить Феррейру. - Я с восхищением читал ваши донесения отцам ордена.

- Что ж, а теперь перед вами миссионер, признающий свое поражение.

- В нашем деле не может быть поражений. Пусть мы умрем, но на смену нам, рискуя жизнью, придут новые миссионеры!

- И неминуемо попадутся! - вставил переводчик. - А значит, опять будет литься невинная кровь. Сколько раз повторять вам: из-за ваших эгоистичных фантазий гибнут японцы. Падре, оставьте нашу страну в покое!

- Я отдал двадцать лет миссионерской работе, - повторил Феррейра бесцветным голосом. - И наконец понял, что в этой стране не может укорениться вера Христова. Это итог моих долгих раздумий.

Родригес покачал головой:

- Просто ее вырывают с корнем!

Но Феррейра даже не взглянул на него. Он сидел, безвольно сложив руки.

- Эта страна - трясина. Когда-нибудь вы тоже поймете это. Саженцы не принимаются на болоте: они загнивают с корней; потом желтеют и облетают листья... А мы посадили здесь дерево христианства...

- Но было время, когда деревце это тянулось ввысь и зеленело!

- Когда?

Феррейра впервые взглянул Родригесу прямо в глаза. На худом лице появилась улыбка мудрого человека, с жалостью взирающего на неопытного юнца.

- Когда вы приехали в эту страну, храмы здесь возводились во множестве, и вера благоухала, как свежий цветок, и японцы спешили принять крещение, как иудеи, что устремлялись к водам реки Иордан!

- А что, если Бог, которому поклонялись японцы, не был христианским Богом? - спокойно спросил Феррейра, все с той же печальной улыбкой.

Родригес яростно сжал кулаки. «Будь осторожен, - сказал он себе. - Он искушен в софистике. Не попадись на этот крючок. Побежденный всегда ищет лазейку для оправдания!»

- Вы отрицаете то, что отрицать невозможно.

- Отнюдь. Японцы чтили не нашего Бога, а собственные божества. А мы очень долго не признавали того, твердо веруя, что они истинные христиане. - Феррейра сел поудобней. Полы кимоно разошлись, открыв босые грязные ноги. - Я говорю это не для того, чтобы оправдаться или уговорить вас отречься. Пожалуй, мне никто не поверит. Ни один миссионер в Гоа или Макао, ни один священник в Европе. И все же за долгие годы я понял этот народ. И обнаружил, что корни нашего деревца незаметно подгнили.

- Сам Франциск Ксавье... - не выдержал Родригес, - сам Франциск Ксавье утверждал обратное!

Феррейра кивнул.

- И от святого Ксавье укрылась печальная истина. Японцы исковеркали даже слово «Дэус», которому он научил их. Они издревле поклонялись Дайнити - Великому Солнцу - и не видели разницы в этих словах. Разве вы не читали сообщений Ксавье, в которых он пишет об этой распространенной ошибке?

- Будь у святого Ксавье порядочный переводчик, никогда не случилось бы этой нелепой ошибки.

- Нет. Вы просто не понимаете сути. - На скулах Феррейры заиграли желваки. - Вы ничего не понимаете. И вся эта братия из монастырей Гоа и Макао, приезжавшая сюда поглазеть, - они тоже ровным счетом ничего не понимают. Японцы, путая Дэуса с Дайнити, уже тогда извращали нашего Бога, приспосабливали его к себе, а потом сотворили новое божество. Этот скрытый процесс все равно продолжался - даже когда исчезла путаница в словах, в те годы, когда успехи миссионеров казались неоспоримыми. Японцы верили не в христианского Бога, а в собственное творение.

«Извращали нашего Бога, приспосабливали его к себе...» - Родригес задумчиво повторил про себя слова Феррейры.

- Но это все равно Бог?

- Нет! У японцев Дэус лишен божественного начала.

- Как вы смеете?! - не сдержался Родригес. Его крик вспугнул кур, мирно клевавших зерно на земляном полу.

- Поймите, это довольно просто. Вы замечаете только видимый блеск наших успехов. Вы не хотите задуматься о причинах. Да, это верно, за двадцать лет моего пребывания здесь были построены храмы на Кюсю, в Камигате, Сэндае; в Ариме и Адзути открылись духовные семинарии, и японцы сотнями принимали крещение. У нас было четыреста тысяч прихожан.

- Вы вправе гордиться этим.

- Гордиться? Пожалуй... Если б японцы верили в Бога, которого мы им внушали. Но в храмах, построенных нами, люди молились не нашему Богу, а своему, непонятному нам божеству. Даже не знаю, возможно ли называть его Богом... - Феррейра опустил голову и пожевал губами, обдумывая слова. - Нет, конечно, это не Бог. Случалось вам видеть бабочку, попавшую в паутину? Сначала она - настоящая бабочка. Но спустя день от нее остается лишь мертвая оболочка: есть крылышки, тельце, но бабочки нет. Японцы расправились с нашим Богом так же, как паук с попавшейся бабочкой: они высосали из него кровь и плоть, оставив безжизненный остов.