Сезон дождей - Мария Павлович

Он перестал дышать. Дыхание отнимает силы, ускоряет приближение к неминуемому концу Еще миллиметр, еще один вынужденный прерывистый вдох. Руки совсем онемели, а потяжелевшее тело равнодушно тянет его вниз, как будто они перестали быть единым целым. Но он продолжает держаться. Зачем? Под ногами километровая пропасть, он уже не может приподнять голову над краем скалы, висит на вытянутых руках, даже не пытаясь зацепиться ботинками за гладкие стены.

Как он очутился над этим обрывом? Он чувствует, что знает. Он умер. Надо просто отпустить руки, но как страшно! Нестерпимый, всепоглощающий животный ужас. Так не должно быть… Он отпускает руки… и падает.

* * *

— Пи-и-ить!

Александр подскочил на кровати, растерянно озираясь вокруг.

— Пи-и-ить! — жалобно повторила девушка, не открывая глаз.

Он молча протянул ей бутылку воды и вылез из-под одеяла. Который час? Он сделал несколько шагов, разминая затекшие ноги.

Он не сразу сообразил, где проснулся, но, разглядев знакомый вид за окном гостиницы, испытал облегчение. Можно будет просто уйти, не усложняя никому утро. Александр уже вышел из того возраста, когда получают удовольствие от общения с малознакомыми людьми в собственной постели. Хотя этот гостиничный номер давно превратился в его второй дом.

Дорога, исчезающая в тумане бессознательного. Его присутствие здесь все чаще становилось утренним сюрпризом самому себе.

Какой все-таки страшный и странный сон. Он впервые увидел свои руки во сне, Кастанеда считал это большим достижением в искусстве управления снами. Надо было попробовать взлететь. Он еще помнил звук расколовшегося на части черепа, помнил, но уже не чувствовал чудовищной боли.

В ванной комнате он щелчком открыл маленький пластмассовый контейнер для лекарств, не испытывая привычных угрызений совести. Не каждую ночь он умирал, ощущая, как ломаются кости в его теле. Он выбрал треугольную голубую таблетку, положил ее на язык, не раздумывая забросил следом еще одну и жадно запил ледяной водой из-под крана.

Под душем он поймал себя на мысли, что в страхе поглядывает на дверь. Гостья еще спала. За последние пару лет ему почти не попадались женщины, начинающие день раньше двух часов. Сам он так и не смог перестроиться, поздние подъемы всегда сопровождались тягостным чувством необъяснимой тревоги. Он ничего никому не должен. Он работает ночами, но до сих пор вскакивает по утрам, доказывая всем и себе, что он еще здесь.

Он бесшумно оделся, стоя спиной к кровати. До начала съемки оставалось полчаса. Лет десять назад он приходил в павильон намного раньше остальных, бродил по пустым помещениям, настраивал технику, переставлял декорации.

А теперь… о нем говорят: известный фотограф, режиссер. Один успешный фильм — и ты режиссер, одна книга — и ты писатель. Слова перестали иметь значение. Главное — твое узнаваемое лицо. Журналисты могут написать: «проповедник» или «юрист». Людям все равно. Он востребован, у него даже слишком много работы. Его фотографии печатают тут и там. Его обсуждают в телепрограммах. Его творения называют современным видом искусства. Деньги давно перестали быть интересной темой для размышлений. Как и многое другое… почти все… или все?

* * *

— Вашу гостью кормить завтраком? — спросил портье, слегка наклонившись в его сторону Силуэт служащего гостиницы отразился на блестящей поверхности мраморной стойки.

— Конечно. — Александр вынул из кошелька купюру, его руки дрожали. Солнечным весенним утром он ощутил себя уязвимым. — Михаил, вы случайно не знаете, как зовут мою подругу?

— Вы нас не представили. — Портье покачал головой.

— Ясно. — Он бросил быстрый взгляд на часы. — Вызовите, пожалуйста, такси.

Портье взялся за трубку:

— А что делать с вашей машиной?

— Я приехал за рулем? — Брови Александра удивленно поползли вверх.

— Вас привезла дама.

Александр на секунду задумался, в голове мелькнули отрывки из ночного калейдоскопа.

— Значит, совершеннолетняя, — он улыбнулся, — с правами.

— Ни прав, ни паспорта. — Лицо портье оставалось бесстрастным.

Мимо прошла знакомая переводчица, Александр резко отвернулся. Она заметила его, но даже не повернула голову. Он вздохнул, украдкой проводив ее взглядом.

— Закажите завтрак в номер и букет цветов. Кстати, какой сегодня день недели?

* * *

Таблетки действовали, и его состояние постепенно улучшалось. Тревога утихла, уступив место обычному раздражению. Александр уверенно устремился в гущу автомобильного потока, лавируя между грязными машинами. Он водил «мерседес», жил в одном из самых красивых и грустных городов мира, считался богатым и занимался тем, что в их среде было принято называть творчеством. Круг его друзей мог позволить ему не работать, не меняя привычного образа жизни. Его одолевали звонками, просьбами, предложениями. Он был успешен, и потому редко оставался один.

Иногда он думал, что ему это нравится. Его любили.

Он спал с десятками женщин, и постепенно они слились в одну условную, с которой сформировались особые отношения. Она не надоедала, поскольку обладала неизменно легким, ненавязчивым характером, меняла внешность и предлагала разнообразный секс. Единственным минусом была постоянная смена телефонов, но его это мало беспокоило — он почти никогда не звонил сам.

Он был желанным гостем во многих местах, его часто приглашали на телевидение, у него бесчисленное количество раз брали интервью на всевозможные темы.

Свой путь, на котором многие теряли человеческий облик, он прошел легко, получая удовольствие от процесса. Он не обивал пороги великих мира сего, не унижался, не просил, не сидел без денег, не смотрел голодными глазами через стекло сияющих витрин. Жизнь всегда давала ему столько, сколько он мог принять, или чуть больше.

Не отрываясь от дороги, Александр достал пластмассовый контейнер для лекарств, на дне оставались четыре последние белые таблетки. Придерживая руль одной рукой, он языком подцепил горький шарик и проглотил. Музыка в машине сменилась телефонным звонком. Он нажал кнопку, и из динамиков раздалось незнакомое «алле».

Он поморщился, убавив звук.

— Александр?

— Я слушаю.

Разговор перестал ему нравиться еще до того, как собеседник произнес следующее слово. Он взглянул на монитор, номер не определился.

— У меня есть кое-что, что может вас заинтересовать.