Жестяной пожарный - Василий Зубакин Страница 19

А Пьер никуда не собирался, американская цивилизация не входила в сферу его непосредственных интересов, хотя и не оставляла его совершенно безразличным. Он жил без всплесков со своей славянской женой Оксаной Сенкевич и терпеливо дожидался начала новой Великой войны, и дождался – увидел крушение наивного мифа о взаимоуважительном мирном сосуществовании племен и народов. Нельзя безжалостно разрушать мифы и смешивать их с кровью и гноем. Виновник такого разрушения – фашизм, где бы он ни проклюнулся и ни расцвел. Я ненавижу фашизм. Он возводит ложь в государственный закон, а говорящий правду обречен.

Время похоже на штопор для откупорки бутылки вина – надо только потянуть получше, и откроются приятные перспективы. В будоражащем вихре удовольствий, за которым военная угроза была просто непредставима, я медленно, почти ползком поднимался к границе успеха – самой первой, астрономически далекой от сияющей вершины. Мало-помалу, шажок за шажком – и поле моих новых знакомств, расширяясь, расположилось за очерченным кругом поэтов-сюрреалистов, угадавших во мне своего и приветивших за общим столом в киоске «Пощечина общественному вкусу». Одним словом, оставаясь в рамках нашего литературного содружества, каждый из нас тем не менее шел своим путем, выбирая собственные жизненные ориентиры. Устройство быта, пусть даже богемного, требовало специфических усилий. И денег, которых прискорбно не хватало: литература кормила впроголодь, а опиум стоил дорого.

И тут, к немалому своему удивлению, я внезапно разбогател.

Нет-нет, то было не свалившееся на меня невесть откуда сказочное наследство – замки, поля и охотничьи угодья. Ничего подобного! Печатаясь ради заработка и присущего всякому молодому автору утоления жажды успеха, я набирался писательского опыта. Но постоянной работы не было, а следовательно, и регулярного заработка.

Через своих дальних родственников (пригодилась наконец голубая кровь!) я свел знакомство с президентом компании по теплоснабжению, крупным промышленником и магнатом Марселем Ульрихом, как раз подыскивавшим «приличного человека» на пост руководителя отдела по связям с общественностью. Мое аристократическое имя в глазах магната бежало, как говорится, впереди меня, и я был приглашен Ульрихом на должность. Служба сюрреалиста в компании по теплоснабжению! Сама эта формулировка вызывала у меня горькую усмешку, но выбора не было, и я согласился на необычное предложение.

Компания вела дела с размахом, не ограничиваясь поставками кипятка. Вскоре после моего вступления в должность я успешно провернул две операции по торговле недвижимостью. «У тебя это пойдет, – предрек мне мое будущее Марсель Ульрих. – Продолжай!»

Хозяин теплоцентрали как раз подыскивал новое, более просторное помещение для компании и вспомогательных служб, и мне было поручено принять участие в поисках перспективных вариантов. Нетрудно догадаться, что в дебрях торговли домами я разбирался не лучше, чем в тайнах китайского правописания. Тем не менее ничто не могло укротить мой напор; меня подгоняло желание не ударить в грязь лицом и каким-то неведомым образом выйти сухим из воды.

Иногда, очень редко, выходит так, что дилетант совершенно случайно преуспевает в какой-нибудь сделке больше, чем профессионал. И это оказался как раз тот случай! В моих бессистемных поисках я наткнулся в центре Парижа на «горящий» дом, владелец которого, по огорчительным личным причинам и на вполне законных основаниях, желал избавиться от него как можно скорей и по более чем скромной цене. Успешность сделки решали часы, если не минуты. Стороны, с моей подачи, быстро пришли к полюбовному соглашению, что было лишь частью моего хитроумного плана, включавшего в себя сложную цепочку покупок, продаж и обменов и завершавшегося передачей в собственность Ульриха приглянувшегося ему здания школы. Сумма моего гонорара и комиссионных составила кучу денег, и она открывала передо мной изумительные возможности. Некоторые завистливые наблюдатели даже подозревали, совершенно безосновательно, что дело тут нечисто… Банк, куда я решил поместить свои деньги, принял меня с почетом и уважением; а я, с некоторой брезгливостью в очередной раз, зато теперь на собственном примере, убедился в том, что не человек делает деньги, а деньги – человека. И еще в том, что чем больше денег, тем лучше.

Разбогатев, первым делом, разумеется, я уволился из компании по теплоснабжению. Освободившись от навязчивых служебных хлопот, можно было целиком посвятить себя личной жизни. На моем матримониальном горизонте в те веселые дни сверкала бриллиантовым светом недостижимая, как показалось бы на первый взгляд, звезда – американка Грейс Темпл Рузвельт, с которой я был знаком поверхностно, встречался всего несколько раз, и то на публике, но которая оставила глубокий след в моем сердце. Ее недостижимость объяснялась простой и всем понятной причиной: она была замужем. Пусть формально, пусть более чем условно – но как бы замужем! В ближайших планах ее гражданского мужа, племянника будущего президента США Франклина Делано Рузвельта, не было, судя по игривым замечаниям американской красавицы, и намека на предстоящий окончательный разрыв. Этот факт меня настораживал, но не слишком, наоборот, еще сильней разжигал во мне желание завоевать Грейс и по всем правилам жениться на ней как можно скорей. Я был уверен, что всякой вещи под солнцем приходит конец, и эта счастливая уверенность держала меня на плаву в синей заводи жизни. Должен прийти конец и матримониальным узам пока еще не моей Грейс, и чем раньше, тем лучше. Нужно начинать осаду и готовиться к штурму семейной твердыни президентского племянника. Карфаген должен пасть!

Осада началась с подкопа под крепостную стену: написана и издана книга «Визит американки», проиллюстрированная гравюрами неподражаемого Анненкова, отчасти эротического содержания. Вот действительно замечательный русский мастер! В том же году он нарисовал мой портрет – лучший из всех, которые были с меня написаны и нарисованы. Я вижу в нем себя даже не как в серебряном зеркале, хотя портретное сходство изумительное – в этом одна из отличительных черт анненковского мастерства, – а как на голубом шелке неба, где запечатлены без прикрас все живущие на земле создания. Художник увидел меня насквозь, разглядел во мне черты, которые я сам склонен затемнять и затушевывать.

Я был уверен, что эта бронебойная книжка, замеченная и отмеченная в печати, не просвистела мимо внимания моей избранницы. Интерес к книге подогрел и ее раритетный, на веленевой бумаге, тираж – 280 экземпляров, и эксклюзивное оформление. Для друзей издательства было напечатано двадцать экземпляров, обернутых в кальку, с двойным набором пронумерованных римскими цифрами гравюр Жоржа Анненкова.

Налет эротизма в «Визите американки» ничуть не смутил закаленных парижан. Культ фаллизма – полного превосходства мужчины над женщиной, – взломав границы нашего сюрреалистического круга, воцарился во французском обществе. Женщине отводилась подобающая роль в игре, которую уверенно вели мужчины. И такое положение устраивало всех действующих лиц, скользящих по сцене. Моя всесокрушающая страсть к американке была близка и понятна и моим коллегам-фаллистам, да и любому французу с улицы: всех нас вела тяга к женщине и непреодолимое желание обладать ею – для вкушения от райского плода и ради самоутверждения нашей мужской породы.