Корона для «попаданца». Наш человек на троне Российской Империи - Сергей Плетнев Страница 65

«Научным клубом», с легкой руки Попова, стали называть заводской «кафетерий», где по вечерам собирались все инженерно-технические работники моего завода. Здесь пили кофе, чай, пиво, а иногда и кое-что покрепче. Обсуждали разные технические новинки, спорили до хрипоты, иной раз и ругались. Этот «научный клуб» стал центром кристаллизации интеллектуальной мощи моего завода. Здесь можно было в неформальной обстановке довести до людей любые новые идеи и научные направления, которые в другом месте были бы встречены в штыки, а здесь, после пары кружек пива – отлично ложились на неокрепшие умы моих сотрудников. Здесь же три раза в неделю для инженеров лично мною проводились лекции с целью «повышения квалификации». Именно на этих лекциях я ввел в обиход изометрические чертежи-эпюры, которые на тот период времени считались секретным ноу-хау французов. Именно здесь я вбивал в головы инженеров, что ускоренное развитие техники не может совершаться без широкого использования результатов научных исследований. И каждое новое научное открытие просто обязано становиться основой для очередного изобретения!

К счастью, я помнил аксиому, до которой здесь еще не додумались, – залог успеха – в специализации процессов и разделении труда. Как говаривал незабвенный Ильич: «Для того чтобы повысилась производительность человеческого труда, направленного, например, на изготовление какой-нибудь частички всего продукта, необходимо, чтобы производство этой частички специализировалось, стало особым производством, имеющим дело с массовым продуктом и потому допускающим применение машин» [88].

На очереди было создание поточных и конвейерных линий – Генри Форд будет отдыхать! В общем-то, уже сейчас часть производства, стараниями Даймлера (с моей подсказки), переводилась на конвейер. В частности, «на широкий поток» было поставлено производство столь необходимых в России, на данный исторический период, стальных рельсов. Рельсы на моем заводе выходили самыми дешевыми по стране. И, с учетом нарастающего объема производства, я надеялся на скорую монополизацию этой отрасли. Что неминуемо приведет в дальнейшем к разорению конкурентов и скупке, с последующей модернизацией, их заводов. Свободные денежки на это у меня уже были припасены…

Но, к моему глубочайшему сожалению, похвастаться такими же достижениями в других областях я не мог. И дело тут было вовсе не в технологиях, а скорее в экономике. Большинство товаров, которые мой завод мог выпускать массово, просто не востребованы в современной России.

И эта невостребованность – вовсе не частное явление. Вся более-менее современная российская промышленность страшно угнетена, вследствие отсутствия нормального рынка сбыта своих товаров. По этой причине практически повсеместно начались сокращения производств. Пока еще малозаметные.

И виной всему – чрезвычайно низкая покупательная способность населения. У народа элементарно нет денег на все современные технические навороты. А еще в дело вмешивается деструктивная психология масс. Вот сделали инженеры на моем заводе новую конную сеялку, которой не будет аналогов еще лет пять-семь. И что? Думаете, крестьяне бросились покупать такое полезное приспособление? Не тут-то было! Крестьянство в России – самая консервативная часть общества. А инициатива отдельных светлых голов мощно гасится общинной системой. До предложений Столыпина – как до Луны пешком, вот и вся надежда, что «милый друг» Николаша, взойдя на престол, озаботится реформой в сельском хозяйстве в первую очередь! А пока цех, вполне могущий выдавать 300–400 сеялок в месяц, делает 50–70, которые раскупаются немецкими колонистами с юга…

А имеющий свободный капиталец потребитель, вследствие существования односторонне направленного для защиты промышленности протекционизма, предпочитает отечественным товарам заграничные. До внедрения в жизнь лозунга «Поддержи отечественного производителя!» оставалось почти 150 лет, и некому здесь и сейчас начать пропаганду российских товаров. Которые, при сходном качестве, были все-таки несколько дороже в цене. Но и в таких условиях некоторые особо одаренные предприниматели еще и умудрялись накручивать по 100–200 процентов на себестоимость товаров!

Так, к примеру, немецкие заводчики из Силезии предлагают кровельное железо по цене 2 рубля 55 копеек за пуд, а российские заводы ставят цену 2 рубля 60 копеек за пуд. При этом таможенный сбор для немцев – 97 копеек. В первый момент мне хотелось воскликнуть: ну, увеличь ты для немцев таможенную пошлину, поддержи земляков! Но потом я узнал себестоимость «родного» железа – 1 рубль 50 копеек. Да у этих горе-торгашей железо быстрее сгниет на складах, чем они его продадут! Пришлось мне устроить в этой товарной группе тотальный демпинг. За счет введения в производство новых марок стали и использования вместо паровых молотов прокатных станов я добился снижения стоимости кровельного железа до 1 рубля 15 копеек за пуд. И рынок кровельных материалов упал к моим ногам! Только за счет этих продаж удалось отбить кучу денег, вложенных в станочный парк и конструкторские бюро.

Как на меня после этого ополчились «земляки»! Дошло до прямых наездов – то в одном, то в другом общественном месте на меня пытались бросаться с кулаками полупьяные бородатые купчики. Впрочем, такие нападения всегда оканчивались одинаково – Ерема от души давал по чавке этим мужичкам. Всегда хватало одного удара. А мне так и вообще не приходилось рук марать.

В сфере мелких скобяных товаров нашему заводу вообще не было равных – ни по цене, ни по качеству, ни по предлагаемому ассортименту. Гвозди, болты, винты, шурупы, гайки – мы продавали эти изделия уже не сотнями, а тысячами тонн! В срочном порядке пришлось вводить стандартизацию – теперь гвозди шли 24 типоразмеров, а для винтовых изделий взяли метрическую систему. Огромным спросом пользовались лезвия кос и лемехи для плугов, которые мы делали из высокоуглеродистой стали.

Но по другим товарам ситуация была не столь радужная. Как я уже упоминал – совершенно не пользовались спросом сложные (относительно этого времени) сельскохозяйственные агрегаты. Срочно развернутая сеть коммивояжеров отправилась «в поля», но большого успеха не достигла. Особо «продвинутые» крестьяне если даже и хотели приобрести товар, то не могли – элементарно не было денег. Даже в достаточно больших помещичьих именьях ситуация была аналогичная. Покумекав и посоветовавшись с опытными людьми, в частности с «братиком» Сережей, который уже второй год пытался построить образцово-показательное зерноводческое хозяйство, я решил создать свой банк для кредитования населения. Но не простой – кредиты выдавались только целевые, а именно – на покупку техники и семян. Причем «живых» денег кредитуемый не видел – ему сразу вручали товар. А рассчитываться за кредит человек мог опять-таки товаром – зерном и прочими плодами земли. Банк назвали просто и без изысков – «Сельскохозяйственный». Причем служащие банка в каждом конкретном случае определяли, каким именно продуктом земледелия должен рассчитаться кредитуемый. И сразу фиксировали цены. Этим мы убивали сразу двух зайцев – снимали проблему снабжения сильно разросшегося населения заводского городка и ставили производство сельхозпродукции на поток. Не сразу, но дело пошло. Уже к концу 1886 года многие наши клиенты вдвое-втрое перекрыли рекордные показатели урожайности. Сделано это было благодаря внедрению новой техники, удобрений, элитных сортов семян, бесплатной консультации работающих при банке профессиональных агрономов. Кредитуемые не только рассчитались с долгом, но и получили небольшую прибыль. Что послужило отличным примером для сомневающихся. После сбора урожая количество запросов на кредиты выросло в четыре раза.