Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников Страница 27

Как-то офицеров и прапорщиков части собрали в здании Кандагарского аэропорта на встречу с офицерами афганского армейского корпуса, расположенного в городе Кандагаре. Перед нами выступил командир корпуса, полковник Кабир. Был он высокого роста, крепкого телосложения, в аккуратно сшитой парадной форме. Его речь переводил афганский переводчик. Всем своим видом он показывал, что очень рад общению с нами и очень сожалеет, что не знает русского языка.

Он рассказал, что первого января 1965 года состоялся Первый учредительный съезд Народно-демократической партии Афганистана, на котором ее Генеральным секретарем был избран Нур Мухаммед Тараки, ставший также издателем газеты «Хальк» (Народ).

Сподвижник и товарищ по партии Бабрак Кармаль, заменивший к нашему прибытию убитого Тараки, создал свою организацию «Парчам» (Знамя). В 1979 году он стал Генеральным секретарем ЦК НДПА, а также занял пост Председателя Революционного Совета ДРА — высшего органа государственной власти.

Полковник Кабир возносил хвалебные оды Бабраку, называя его великим продолжателем дела Тараки, учителем, истинным революционером, однако мы не верили словам Кабира. Дело в том, что в часть стала поступать специальная литература, подготовленная Главным политическим управлением Советской Армии и Военно-Морского Флота СССР, из которой мы узнали истинное положение внутриполитической обстановки в стране пребывания. И то, что мы уже знали, как-то не вязалось со словами Кабира. Мы знали, что в течение 10 лет (1967–1977 гг.) между организациями «Хальк» и «Парчам» шла непримиримая идейная борьба, что именно Бабрака обвиняли в расколе НДПА на два крыла и в связях с королевским двором. Мы не могли понять, как организация, не пользующаяся всенародным уважением и авторитетом, смогла занять лидирующее положение в стране и прийти к власти?

Ходили слухи, что Бабрак был назначен на свой пост Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым. Так это или нет, однако, как показало время, Бабрак не стал истинным лидером в государстве, его «избрание-назначение» не оправдало надежд абсолютного большинства афганцев и не укрепило авторитета его партии и его самого как главы государства ни в собственной стране, ни на международной арене.

Поэтому слова афганских офицеров: «Бабрак — плохо, а Амин — хорошо» — имели вполне конкретный и обоснованный смысл. Было очевидно, что в стране, в армии были люди, мнение которых не совпадало с официально проводимой генеральной политикой партии и государства.

Слушая полковника Кабира, мы настойчиво пытались заставить его конкретно ответить на вопрос: какую же все-таки роль лично сыграл Бабрак в расколе революционного и демократического движения в стране. Однако полковник явно уклонялся от конкретного ответа и продолжал хвалить Бабрака.

— И зачем мы вошли сюда? — рассуждали офицеры между собой. — Они же еще сами не разобрались — во имя чего воюют и что им нужно. Они же не народную революцию будут защищать, а воевать за свою власть — во имя своего благополучия. И глубоко им наплевать на то, как живет народ и на его насущные проблемы. У них свои цели и задачи. Как можно переломить мнение большинства людей, не верящих в идею партии меньшинства? Только силой и оружием! Для этого нас сюда, наверное, и ввели. Какая же роль нам здесь уготована? Миротворцев? Наемников? Да, ситуация непростая и не очень понятная. Ну, да ладно. Пускай политики об этом думают, а мы — военные и будем выполнять приказ нашего военного руководства. У нас другого выбора и права нет. Время рассудит и даст оценку нашим действиям здесь, — успокаивали мы друг друга. — Поживем — увидим.

В перерыве встречи мы обступили Кабира, стали задавать ему вопросы. Он по-прежнему непонимающе смотрел на нас, потом — на своего переводчика, когда тот выслушивал чей-то вопрос, отвечал на наши вопросы только через посредника. Одним словом, ни у кого не вызывало даже и малейшего сомнения, что Кабир по-русски не понимает. После этого некоторые офицеры, разглядывая полковника с близкого расстояния, стали отпускать в его адрес далеко не безобидные шутки.

— Ты смотри, какой холеный. И манеры, и осанка, как у настоящего аристократа. Нет, он не из крестьян и не из бедных низов, явно, что из богатых. Такой же, наверное, бандит, как и остальные. Смотри, какой самодовольный, надменный взгляд, щеки аж лоснятся от сытости. Про Бабрака лапшу нам на уши вешает. Думает, что мы все бараны и ничего не понимаем. Одним словом, он такой же душман, только в другом обличье. Даже нет никакого в этом сомнения. Короче: все они здесь бандиты и враги!

Полковник по-прежнему глуповато улыбался, отвечая на наши вопросы.

— Хотел бы я посмотреть на его физиономию, когда бы он узнал, что мы сейчас про него говорим, — сказал начальник штаба батальона. — Его счастье, что он нас не понимает.

Какими глупыми и удивленными были наши физиономии, когда через некоторое время полковник Кабир, жестом остановив нашего переводчика, заговорил с нами на хорошем русском языке. Как мы узнали потом, Кабир даже учился в военной академии в Москве, но затем был отчислен из нее. Службу продолжил у себя в стране. Потом — революция. Дослужился до командира армейского корпуса. Непонятным для нас было одно: с какой целью он разыгрывал этот спектакль с непониманием нашего языка? Для того чтобы в наших откровениях больше почерпнуть нужной для себя информации? И почему он так быстро и безо всякого перехода заговорил с нами на нашем родном языке? Наверное, понял, что особыми секретами мы не располагаем, а поэтому стали ему неинтересны. Одним словом: Восток — дело тонкое. Только с тех пор я всегда с осторожностью отношусь ко всем «незнающим» русский язык.

При первых встречах с местным населением или солдатами афганской армии удивляло, как быстро наши солдаты-мусульмане находили общий язык и темы разговоров с людьми другой страны. С одной стороны — это радовало. Через такие разговоры и встречи мы расширяли свои познания о стране пребывания. С другой — эта легкость и простота общения настораживали. Помня, что мы находимся в особом регионе, в особых условиях, боялись, чтобы такие встречи и общение не привели бы к каким-нибудь неприятностям. Почва для таких опасений была: мы, прибывшие из богатой страны в бедную, были шокированы тем обилием товаров, которые можно было увидеть на полках местных магазинов и торговых лавок — дуканов, кантинов.

Имея в наличие деньги, в них можно было приобрести все, что душа желает, но у большинства из нас их не было. Поэтому мы не исключали, что наши солдаты, в целях приобретения дефицитных вещей, могут пойти на хищение в подразделениях бензина, оружия, боеприпасов, запасных частей к автомобилям, всего того, что у местного населения пользовалось особым спросом, и продажу сворованного через своих друзей-афганцев. К сожалению, мы не всегда владели информацией о том, кто и чем занимается помимо исполнения своих служебных обязанностей.

Как-то ко мне обратился рядовой Шароф Шодмонов.

— Товарищ старший лейтенант, посмотрите фотографии, — и протянул несколько фотоснимков. На них были изображены группы людей, среди которых выделялся пожилой мужчина в белой чалме.

— Вот этот, — он показал пальцем на мужчину в чалме, — мой дядя, родной брат моего отца. Это мы фотографировались в Бухаре два года назад, когда он приезжал к нам в гости.