Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон Страница 32

– Ха! – рявкнул он, и я только усилием воли недала себе вздрогнуть. – Я тебе отличный ужин сделаю, детка моя Айви.

Айви улыбнулась, как десятилетняя девочка:

– Спасибо, Пискари. Я буду очень рада.

– Еще бы тебе не быть. Что-то особенное. И новое. Засчет заведения. Это будет лучшее мое творение! – сказал он дерзновенно. –И назову его в честь тебя и твоей тени.

– Я не ее тень, – натянуто произнес Гленн,сгорбившись и уставясь в стол.

– Я не про вас, – бросил Пискари, и у меня глазастали круглые.

Айви неловко заерзала:

– Рэйчел… она тоже… не моя тень.

Голос ее звучал виновато, а лицо старого вампира сталонедоуменным:

– Нет, правда? – спросил он, и Айви заметнонапряглась. – А кто же она тебе, девочка моя?

Она не отрывала взгляда от крышки стола. Пискари сновапосмотрел мне в глаза, и у меня сердце застучало сильнее, когда от демонскогошрама на шее пошло легкое покалывание. Вдруг за столом стадо слишком тесно. Наменя давили со всех сторон, и навалился острый приступ клаустрофобии. От этойрезкой перемены у меня вырвался выдох, и следующий вдох задержался. Чертпобери.

– Интересный шрам у вас на шее, – сказал Пискари,и голос его будто скоблил мне душу. Было больно и хорошо одновременно. –От вампира?

Рука сама собой поднялась прикрыть шрам. Меня тогда зашилажена Дженкса, и крохотные швы остались почти невидимы. Мне не понравилось, чтоон их заметил.

– Это демон, – ответила я, и плевать мне было,если Гленн расскажет папочке. Хуже, если Пискари будет считать, что меня кусалвампир – будь то Айви или кто еще.

Пискари в легком удивлении приподнял брови:

– А выглядит совсем по-вампирски.

– Так в тот момент выглядел и демон, – ответила я,и у меня мышцы живота свело судорогой при этом воспоминании.

Старый вампир кивнул:

– А, тогда понятно. – Он улыбнулся, и япохолодела. – Загубленная девственница, чья кровь никому не досталась.Очаровательное сочетание представляете вы собой, миз Морган. Не удивляюсь, чтомоя Айви вас от меня прятала.

Я открыла рот и не могла придумать, что сказать. Он всталнеожиданно.

– Через минуту вам подадут ужин. – Наклонившись кАйви, он тихо сказал: – Ты поговори с матерью. Она по тебе скучает.

Айви опустила глаза. Пискари с небрежной грацией перехватилстопку тарелок и хлебных палочек с проносимого мимо подноса.

– Приятного вечера, – сказал он, ставя их на нашстол.

По дороге к кухне он несколько раз остановился, здороваяськое с кем из хорошо одетых посетителей. Я уставилась на Айви, ожидаяобъяснений.

– Ну? – спросила я желчно. – Собираешься мнеобъяснить, почему Пискари решил, будто я – твоя тень?

Дженкс хихикнул и встал на перечнице в свою любимую позуПитера Пэна – руки на бедра. Айви пожала плечами, явно чувствуя свою вину.

– Он знает, что мы живем под одной крышей. И простопредположил…

– Это я знаю. – Выбрав одну из хлебных палочек, ясо злостью швырнула ею в стену.

Наше с Айви сожительство было странным, с какой стороны нанего ни посмотри. Она пытается воздерживаться от крови, и соблазн нарушить этотпост почти неодолим. Я, будучи колдуньей, могу с помощью магии отшить ее, когдаинстинкты берут над ней верх. Однажды я свалила ее колдовством, и воспоминаниеоб этом помогало ей смирять свою жажду и держаться на своей стороне коридора.

Но мне не понравился стыд, из-за которого она позволялаПискари верить в то, во что он хочет – стыд отказа от собственнойнаследственной природы. Не хотела она такого наследства. Имея соседку, онамогла лгать миру, притворяясь, что живет нормальной вампирской жизнью с живымисточником пищи, и держать про себя свою постыдную тайну. Я говорила себе, чтомне это все равно, что это защищает меня от прочих вампиров. Но иногда… иногдаменя доставало, что все меня считают игрушкой Айви.

Мое мрачное настроение было прервано прибытием вина – чутьподогретого, как обычно любят вампиры. Оно уже было открыто, и Айви проверилабутылку, избегая моего взгляда, налила три бокала. Дженкс обойдется каплей,оставшейся на горлышке. Все еще на взводе, я взяла свой бокал, откинулась наспинку дивана и стала смотреть на прочих гостей. Пить его я не стала бы, потомучто сера, образующаяся при его распаде, на меня действует разрушительно. Я быдаже сказала это Айви, но не ее это дело. И это не потому, что я ведьма, этомой личный закидон, из-за которого у меня такая потом головная боль исветочувствительность, что приходится запираться у себя в комнате с полотенцемна глазах. Это у меня необычные последствия одной детской болезни, из-закоторой я все время валялась по больницам до самого пубертата. Впрочем, я бысто раз сменяла на чувствительность к сере свои детские страдания, когда моеслабое и больное тело пыталось себя убить.

Снова заиграла музыка, и моя скованность постепеннорассосалась, развеянная музыкой и гулом разговоров. Теперь, когда Пискари снами поговорил, на Гленна никто внимания не обратит. Он заглотал бокал залпом,как воду. Мы с Айви переглянулись, когда он снова налил себе дрожащими руками.Интересно, будет он пить, пока не свалится, или постарается заставить себя бытьтрезвым?

Он пригубил бокал, и я улыбнулась. Он решил выбратьпромежуточный путь.

Гленн осторожно покосился на Айви и придвинулся ближе комне.

– Как вы могли смотреть ему в глаза? – шепнул онедва слышно на фоне шума. – Вы не боялись, что он вас зачарует?

– Этому вампиру более трехсот лет, – ответила я,сообразив, что акцент у Пискари – староанглийский. – Если бы он хотел менязачаровать, ему не надо было бы глядеть мне в глаза.

Позеленев слегка под короткой бородой, Гленн отодвинулся.Оставив его переваривать эти сведения, я дернула головой, привлекая вниманиеДженкса.

– Дженкс? – тихо позвала я. – А глянул бы тыслегка в служебных помещениях. Проверить, чем там наши работники в комнатеотдыха занимаются? Узнать, что делается?

Айви долила себе вина:

– Пискари знает, что мы пришли сюда не простотак, – сказала она. – Он нам скажет, что мы хотим знать. А Дженкстолько попадется.

Пикси ощетинился:

– Да иди ты в Поворот, Тамвуд! – буркнулон. – Чего я вообще сюда пришел, если не разнюхивать? День, когда я несмогу улизнуть от повара, будет… – он сам оборвал свою речь. –Ладно, – начал он снова, – сейчас. Я мигом.

Вытащив из заднего кармана красную бандану, он повязал севокруг пояса как кушак. Это у пикси служит аналогом белого флага перемирия –декларация для других пикси и фейри, что он не браконьерствует. Это на случай,если ненароком забредет на чью-нибудь ревниво охраняемую территорию.