Сын палача - Вадим Сухачевский Страница 26

Да, палачонок прав — таких, как Люцифер, присылают ясно для чего. Видимо, не на шутку забеспокоился лондонский центр, увидев, что действия Тайного Суда вовсе вышли за рамки всех уставов.

Катя произнесла это первой — то, что уже зарождалось у Юрия в голове:

— Мы должны сами устранить Люцифера.

Шуточное ли дело! Устранить главного палача всего Тайного Суда! Впрочем, Юрий был полностью согласен с Катей: иного выхода у них просто нет.

Однако сейчас, когда на кону была жизнь всех, и его, и Кати, и Полины, Юрий счел, что неразумно действовать в одиночку. Главное дело они с Катей сделают сами, но тут, возможно, потребуется и помощь всей его армии.

Состояла она из людей, которым он, Васильцев, некогда оказал немалые услуги, и каждый считал своим долгом ему отплатить.

Армия была невелика — всего пять человек, но каждый из них дорогого стоил.

Заручившись согласием Кати, он подсел к телефону. Позвонил каждому и попросил прийти к нему нынче вечером.

* * *

Так уж была устроена эта маленькая армия, что не явиться на зов ее солдаты ни при каких обстоятельствах не могли. Васильцев уселся в гостиной и попытался угадать, в каком порядке они начнут появляться.

Первым, как он верно угадал, прибыл грузный усач Головчухин, полковник уголовного розыска. По недюжинным сыщицким способностям давно бы ему уже следовало быть не меньше как начальником МУРа, но такой костью он был некогда в горле у всего московского уголовного мира, что здешнему воровскому братству пришлось выложить куда-то на самые верха не один, видимо, миллион рублей, чтобы полковника попридержали в должностях. С той поры он прыть свою поумерил, к делу начал относиться с некоторой прохладцей, стал изрядно брать «на лапу», но это, в отличие от былого рвения, легко сходило ему с рук.

С Васильцевым Головчухина свела беда: жену его взял НКВД по троцкистскому делу; тут уж даже полковник не мог ей помочь.

А он, Юрий, через своих поднадзорных помог, и жену полковника вскоре выпустили. Уже на другой день полковник заявился в гости с бутылкой коньяка и со словами: «Знай, Юрий Андреич, если смогу — всегда помогу. Слово Головчухина крепкое».

В ту пору никакая его помощь Васильцеву не требовалась, он, Юрий, собирал свою армию на какой-нибудь самый крайний случай, поэтому поставил только одно условие: чтобы по первому звонку полковник явился к нему.

С тех пор, вплоть до нынешнего дня, ни разу ему не звонил: не для того он сколачивал эту армию, чтобы поднимать ее по пустякам. Но сейчас был именно тот случай, когда без полковника не обойтись. Про добрую четверть Москвы Головчухин знал совершенно точно кто чем дышит, еще про четверть — догадывался, и сейчас его помощи Васильцев придавал первостепенное значение.

Юрий попросил полковника подождать, пока соберутся остальные, а пока что они завели какой-то ничего не значащий разговор. Усатый полковник почему-то сразу очень полюбился коту. Прохор прыгнул к нему на колени и ласково замурчал.

Не прошло и минуты, как дверной замок тихо щелкнул — стало быть, и второй гость не замедлился. То, что этот гость явился без звонка в дверь, ничуть не удивило ни Васильцева, ни Головчухина.

— Вьюн? — только лишь и спросил полковник.

Юрия поразило его умение определять воров на слух. Ибо это действительно был знаменитейший московский вор-медвежатник и король квартирных краж по кличке Вьюн, умевший открывать самые хитрые замки так же легко, как иной открывает мыльницу.

Но что бы там ни говорили о неблагодарности воров, к Вьюну это явно не относилось. Когда его однажды взяли на ограблении сберкассы и ему ломилась «вышка», Юрий воздействовал на своего поднадзорного судью; в результате Вьюну вместо «вышки» дали «десятку», но из лагеря он, понятно, уже через месяц слинял. А Юрию поклялся: «Все, что пожелаешь, начальник!»

«Начальник» пожелал одного: чтобы однажды, когда-нибудь — по первому же зову…

Он вышел в прихожую к Вьюну навстречу — хотел получить кое-какую консультацию по замкáм. Рассказал, что входную дверь недавно кто-то легко открыл без ключа, и спросил:

— По-твоему, чья могла быть работа?

Вор минут пять тщательно осматривал дверь, крутил замки и наконец сказал:

— Да, ничего не скажешь, чистая работа! Мог, конечно, Леший, но он два года уж как помер. Ну, еще мог Костя Крест, но он давно уж сидит и вроде еще не убёг. Мог, конечно, и Викентий Непомнящий, который, я слыхал, был по вашей части, но он — царствие ему небесное. А больше так вот, с ходу, никого и не назову.

Да, хорошую выучку, видать, получил этот Викентий-младший от своего наставника!

Они вместе с Вьюном прошли в гостиную.

— Мое почтение, Семен Игнатьевич, — приветствовал вор полковника.

— И тебе, Сеня, не хворать, — буркнул тот. — Когда б я имел сильное желание, ты бы у меня уже лет семь парился на нарах.

Вор осклабился всеми своими фиксами:

— Может, оно и так, а может, оно и иначе, — и бесцеремонно уселся на диван рядом с полковником.

Пара была весьма контрастная — хмурого вида, полноватый, краснолицый полковник и с прилипшей навеки к бледному лицу улыбкой, тщедушный, худой, как стебель, вор, с непропорционально огромными кистями рук, которыми он (Васильцев это хорошо знал) мог рвать, как бумагу, железные листы.

Нынче Вьюн был необходим Васильцеву, потому что не существовало такой щели, в которую тот не нашел бы способ пролезть. Да и смекалка его при теперешних обстоятельствах была далеко не лишней.

Некоторое время Вьюн и Головчухин коротали время, предаваясь воспоминаниям. Если не прислушиваться к их разговору, то внешне выглядело это так, словно погрузились в добрые воспоминания два закадычных друга, а не матерый вор и такой же матерый сыщик.

— А вот в тридцать шестом, — прищурился вор, — вы бы меня, Семен Игнатьич, ни за что не словили! При всем уважении скажу — не словили бы!

— М-да, это ты ловко тогда придумал — по телеграфным проводам от нас уйти. Прямо канатоходец!.. А в тридцать восьмом — взял же я тебя! Хоть ты и через трубу уже в реку ушел.

— Кто ж мог знать, что вы в реке пятерых водолазов наготове держать станете? Кривить душой не буду — в тот раз вам повезло.

— Везение, братец, у картежников бывает, а у меня — расчет. Я как трубу увидел — сразу вычислил, что ты через нее вьюном, как тебе по прозвищу и положено, ускользнешь. Вот по такому расчету и взял.

— А надолго ли? Из Бутырки-то я уже на четвертый день смылся!