Белое безмолвие - Сара Лотц Страница 48

Я лег на спину и закрыл глаза, предполагая – и надеясь, – что я не провалюсь в пещеры снова. Но ошибся. На этот раз я лежал в Куум Пот среди костей тех ребят… Нет, я сам был мертвецом и бесстрастно наблюдал за тем, как Эд бережно обнимает Марка, сидящего у него между ног, растирает его плоть. Потом угол зрения поменялся, и я осознал, что Марк умер, его конечности крошатся и расслаиваются, как будто они из угля, его нижняя челюсть безвольно отвисла.

– Я не могу согреть его, парень, – равнодушно произнес Эд. – Это его пальцы, посмотри. Пальцы в его сердце.

Закутавшись в несколько слоев флиса и гортекса, облачившись в костюм, перчатки и защитные очки, я заставил себя выйти из палатки, окруженной насыпью свежего снега, а потом съежился на своем походном стуле и зарылся подбородком в воротник. Закрыл глаза. Через два дня мы должны были отправиться в Лагерь II, и мне следовало упорядочить то, что творилось в моей голове. У меня наблюдался тяжелый случай заболевания «придурок несчастный», и беспокоило меня сейчас не столько физическое напряжение, сколько те образы, которые продолжали заполнять мой мозг.

Спуск на веревках и глиссирование ^[68] вниз по седлу после штормовой ночи в Лагере I дали мне очень своевременную дозу адреналина, но не стерли мерзкое послевкусие, оставленное ночными кошмарами с Эдом. Я понимал, что сны эти были обусловлены низким уровнем кислорода в воздухе, усталостью, холодом и избытком эмоций из-за прочитанного тайком дневника Джульет, но все эти логические рассуждения не помогали; жуткие картины не уходили, сохранялись в моей памяти, как эхо хора тихих голосов в журчании воды Куум Пот.

К этому добавлялась и доля угрызений совести. Я пока так и не удосужился расспросить кого-либо об украинцах Тьерри – или о чем-то еще на ту же тему, – и видеокамера по-прежнему лежала на дне рюкзака. «Какого хрена ты вообще тут делаешь, дружище?» – мог спросить меня Тьерри.

– Привет, Саймон.

Черт! Рядом со мной уже усаживался Марк. Я слишком устал, у меня не осталось сил на разговоры. Небо было ясным, сердитый ветер выдохся, но на душе все равно царил сумрак. «Это просто скачки настроения, обычное дело для такой высоты. Завтра всё будет в порядке», – утешал я себя. Джульет писала, что жизнь в горах отличается большей интенсивностью; она обдирает людей до самой сердцевины, обнажает их истинное «я». Я был согласен с ней. Например, Ванда здесь стала более целеустремленной и открытой, чем в самом начале; Говард еще глубже спрятался в свою раковину; Марк словно раздвоился, становясь то стальным, то крайне беспомощным; Малколм за последние два дня, – по мере того как восхождение становилось всё более тяжелым, – совсем утратил свой покровительственный тон и разговаривал практически односложно. Робби, похоже, был единственным, кто не сменил курс: жлоб – он и есть жлоб, в любой ситуации. Хотелось бы мне знать, каким стал я. Обаятельный Сай всё еще боролся, пытаясь сохранить контроль, но наружу уже пробивался Саймон Ньюмен, Экстраординарный Расточитель Времени и Исследователь Мертвецов с его секретным пораженческим оружием. А я не хотел быть таким. Я хотел быть Добрым Саймоном, человеком, достойным отношений с Вандой.

– Ты слышишь меня, Саймон?

«Ох, да отвали же ты».

– Прости, Марк. Что ты говоришь?

– Я должен тебе кое-что сказать.

– Что?

– Прошлой ночью, когда ты заснул, ты обнял меня.

Я сразу встрепенулся.

– Я не мог!

– Ты сделал это. Ты обхватил меня руками за грудь и крепко сжал.

Пальцы в твоем сердце. Я с трудом заставил себя улыбнуться.

– Прости, Марк. Это не то, о чем ты подумал. Ты мне не нравишься, честно. Не мой тип.

Я внутренне похолодел, пытаясь прикрыться этой неуклюжей шуткой. Марк усмехнулся, и глаза его вспыхнули, словно подсвеченные изнутри. Это был уже совсем другой человек, а не та сопливая тряпка, которой мы с Вандой помогали подняться по пути в ПБЛ.

– Ты скучаешь по своей девушке, Саймон?

– Нет у меня девушки.

– У меня тоже.

Тоже мне, блин, сюрприз. Удивил.

«Прекрати, не будь такой скотиной», – одернул я себя. Внезапно вспомнилось, что Ирени сказала мне еще в Катманду.

– А кто должен был идти с тобой на Эверест, Марк?

– Откуда ты знаешь, что со мной кто-то должен был идти?

– Ирени как-то вскользь упомянула об этом. – Я пожал плечами. – Можешь не говорить, если не хочешь. – В любом случае, мое обычное чрезмерное любопытство теперь тонуло в темных тучах, затопивших мою душу.

– Один парень по имени Том Баскин-Хит.

Я успел прикусить язык, чтобы не выпалить: «Пафосный Том? Злой Том?», выдав тем самым, что я украдкой читал дневник. «Внимательнее, Сай».

– Друг семьи?

– Типа того. Он был в той экспедиции с мамой в девяносто пятом. Они с ней не очень-то ладили, но после ее смерти он приехал к моему отцу, чтобы выразить свои соболезнования, и все эти годы поддерживал со мной контакт. Он переживал из-за одного инцидента, который произошел там, в горах.

«Ну да, он добавил ей стресса, распуская о ней сплетни».

– Когда я рассказал ему, что ее тело было найдено и что я собираюсь отправиться туда, он сам предложил присоединиться ко мне. В девяносто пятом он потерпел неудачу и хотел повторить попытку.

– Так почему же он не приехал?

– Он заболел. Рак поджелудочной железы.

Первое, о чем я подумал: «Это карма». И всё же это казалось несправедливым – он, по крайней мере, пытался как-то всё исправить.

– Вот дерьмо. Мне жаль, Марк.

– Твои слова о многом говорят.

– Какие слова? «Дерьмо»?

– Нет. «Мне жаль».

– Мне жаль.

Мы улыбнулись друг другу.

– У тебя есть фотография матери, Марк?

– Да. – Он порылся во внутреннем кармане куртки и вынул оттуда помятый полароидный снимок. – Вот. Здесь мы с Джульет в доме дедушки и бабушки.

Джульет была коренастой, с рыжеватыми волосами – в отличие от брюнета Марка. Она мне понравилась. У нее был такой же прямой взгляд, как и у Ванды. К ее ногам жалась миниатюрная беззубая версия Марка. Они оба улыбались, позируя перед детской горкой на фоне раскинувшейся на много акров стриженой лужайки.

– Она выглядит крутой.

– Да. Вот только… Можно я скажу тебе одну вещь, Саймон?

– Конечно.

– Только предупреждаю: прозвучит это ужасно.

«Господи, да не тяни ты уже!» – взмолился я про себя.