Пентхаус - Александр Егоров Страница 4

Пациентка ждала меня к одиннадцати, а я опоздал. Возможно, вид у меня был слишком загадочный, потому что она спросила сочувственно:

— Пробки, доктор? Вся Москва стоит.

— Сейчас уже рассосались, — промолвил я бархатным голосом и вежливо пожал протянутую руку.

Ей чуть за тридцать. Многоцветный блеск «картье» на пухлых пальцах впечатлил меня. Диплом торгового лицея, подумалось мне. Плюс немного удачи чисто по жизни.

Впрочем, все могло оказаться совсем не так.

— Какой у вас цветочек. — Она тронула бутоньерку с белой орхидеей. — И вообще мне у вас нравится. Вы такой милый.

Мне оставалось только мило улыбнуться.

Для начала я задал несколько вопросов. Анжелика (на пятой минуте она стала Анжелочкой) услышала обо мне от подруги. Я внутренне нахмурился, вспомнив эту подругу: по-честному, я так и не понял, зачем та ко мне приходила. Я не умею лечить офисные неврозы.

А ей, оказывается, все понравилось.

— Я почему-то верю в ваш метод, — Анжелочка старательно притворялась, что краснеет. — Тамара мне сказала, что это что-то фееричное. Она сказала, это полный релакс… да еще так электризует… поначалу, конечно, тяжело, — тут Анжелочкины глаза опасно заблестели, — но ведь этого-то нам всем и не хватает в жизни, правда?

Я неопределенно кивнул. Анжелику обманули: электричество в нашем деле — не главное. Но пусть себе думает как хочет, решил я. Здесь не нужно понимание, здесь нужна вовлеченность.

— Вы же понимаете, Артем, — продолжала Анжелика. — Деньги не проблема. Мне нужен результат.

Взяв ее за руку, я несколько секунд делал вид, что выслушиваю пульс. Ее запястье было слегка влажным, капельки пота поблескивали на шее. Легкая дрожь пробежала по ее телу (ожерелье на ее груди замерцало тревожно). Это была тонкая настройка: спустя минуту я знал, чего она хочет, и она знала, что я это знаю.

— Не бойтесь, — сказал я. — Все останется между нами.

Она облизнула губы:

— Я ненавижу его. Артем, сделайте что-нибудь. Иначе невозможно жить.

Мы смотрели друг другу в глаза. Она отвела взгляд первой.

— Возможно, будет больно, — проговорил я вслед за этим. — Не пытайтесь терпеть.

Ее пальцы впиваются в подлокотники. Колечки пришлось снять. Теперь они сияют бриллиантиками на столе, рядом с ее шикарным мобильником в титановом корпусе. Забыл сказать: Анжелика — деловая женщина. Она управляет каким-то обувным бизнесом, одним из многих, принадлежащих ее мужу. У нее сорок мужиков в подчинении, а сколько девчонок — даже и не пересчитать.

Кресло медленно меняет форму. Пристегнутая девушка полулежит в пространстве, как космонавт Гагарин, и точно так же тонкая трубочка тянется к уголку ее рта; губы плотно сомкнуты, кончик носа побелел, ресницы дрожат.

— Начинаем, — говорю я холодно. — Ты ведь знаешь, что сейчас будет?

Ответ еле слышен. Я подключаю микрофон.

— Не тяни, — просит она.

Жалюзи задвинуты. Я закрываю крышку ноутбука и поднимаюсь из-за стола. Мои нервы напряжены. Я подключен к ее сознанию по еще не известному науке протоколу беспроводной связи. В самом деле, зачем же тянуть, думаю я.

— Боль не пройдет, — напоминаю я. — И не надейся. Лучше вспомни, кого ты ненавидишь. Расскажи мне о нем.

Ее тело сотрясает дрожь. Я дотрагиваюсь до сенсоров пульта: геометрия ее пространства искажается. Толчок — и она вскрикивает от неожиданности.

— Вот так. Давай, говори.

— Я ненавижу его. — Анжелика смотрит сквозь меня. — Я ненавижу его руки. Его лицо. Его голос. Это просто ублюдок. Мне было двадцать, а у него был бизнес в Москве. Но я не любила его. Никогда не любила.

Ее выпады несколько театральны. Ладно. И это нам знакомо.

— Он приезжает и ложится. Ложится и засыпает.

Анжелика еще что-то лепечет, сбивчиво и жалобно. Правду она говорит или лжет — это неважно. Я хочу слышать нерв. Нерв — это струна, по которой нужно ударить больнее, и тогда наступит катарсис.

— Кто был твоим первым? — спрашиваю я.

— М-м-м… друг из школы.

Еще толчок. Она прикусывает губу. Как будто я не вижу, когда она врет.

— Нет, — говорю я. — Мне мало.

Она медлит. Мне приходит в голову новая мысль. Кресло гудит моторчиками, и неукротимая Анжелика принимает позу коленопреклоненной грешницы. Мокрые волосы падают на лоб. Она больше не может меня видеть.

— Расскажи, как это было, — предлагаю я вкрадчиво. — Я пойму.