Белое безмолвие - Сара Лотц Страница 30

Наконец пришла очередь Тоскливого Гарри Поттера, которого на самом деле звали Марк Пратчетт, и он – с британским акцентом, характерным для ближних к Лондону графств, – промямлил что-то невнятное о подъеме на массив Монблан, потом запнулся, сбился и густо покраснел. Это хорошо – приятно было узнать, что в команде есть еще один «чайник», новобранец восхождений на Эверест. Прежде чем Робби успел вмешаться с очередным сварливым замечанием, Ирени встала и начала рассказывать о симптомах острой горной болезни, которые могут привести к смертельно опасным последствиям: отеку легких или головного мозга. Она и правда была похожа на очаровательного хомячка; ее пухлые щеки и чуть выдающиеся вперед зубы составляли резкий контраст острым, словно битое стекло, чертам ее партнера Тадеуша. Когда все мы представлялись друг другу, они держались за руки под столом, так что их внешние отличия явно работали в их пользу. Пока Ирени распространялась о всяких отвратительных подробностях – легких и мозге, тонущих в жидкости, и крови, превращающейся в густой сироп, – мои глаза продолжали изучать Ванду. Она пару раз перехватила мой взгляд, но это, похоже, нисколько ее не смутило. Я был не единственным, кто следил за ней: Робби тоже искоса поглядывал на нее, а когда Марк смотрел в ее сторону, щеки его каждый раз становились пунцово-красными.

Ирени закончила свои разглагольствования, и мы перешли к общей беседе. Если бы не вся эта нелепая ложь об Эйгере, которая нависла над моей головой, я, пожалуй, даже получал бы удовольствие; светские разговоры с добродушным ироничным подшучиванием входят в зону комфорта Обаятельного Сая.

Я заметил, что Марк был единственным, кто не угощался за столом замороженным «Сан-Мигелем».

– Что, не пьешь, Марк?

– Нет. Совсем.

– А откуда ты сам?

– Родился в Хартфордшире. – Акцент его мог быть шикарной фишкой дорогой частной школы, однако в нем не было той характерной уверенности в себе, какая часто проявляется у представителей привилегированного сословия.

– А чем ты занимаешься, когда не ходишь в горы?

– Я работаю инструктором в спортивном центре в Пик-Дистрикт ^[61]. Учу трудных подростков лазать по горам и сплавляться на каяках. – Он говорил монотонным голосом, опустив голову и избегая смотреть в глаза.

А еще это старомодное выражение – «трудные подростки». Да ребята из нашей программы социальной поддержки за такие слова просто съели бы его живьем. Кентон мог дать в ухо, когда строил нас в шеренгу, а Марк… Вряд ли он вообще когда-либо в жизни повышал голос.

– Именно так и я увлекся альпинизмом. Присоединился к программе социальной поддержки детей, когда мне было тринадцать.

– Правда?

– Да. Я как раз был трудным подростком.

– Ясно.

Наступила неловкая пауза, и я ждал, когда он скажет что-то еще. Но не дождался.

Малколм подтолкнул меня локтем.

– Откуда я тебя знаю, сынок? Мы знакомы? – Меня внутренне передернуло от этого «сынок». Как по мне, уж больно это походило на всякие словечки Эда.

– Нет, не думаю.

– Твое лицо мне кажется знакомым.

– Думаю, это просто у меня внешность такая.

– А как получилось, что тебя не было в списке членов группы?

– Я записался в последний момент. Видимо, кто-то отказался, и Тадеуш отдал мне его место.

– Вот как? Выходит, ты принял решение в последнюю минуту? – Малколму это не понравилось. И я не осуждал его за это. Благоразумные люди готовятся к подъему на Эверест много месяцев и даже лет. А мой путь на эту гору, по любым меркам, выглядел чистым безумием. – Так ты всегда мечтал взобраться на большую высоту?

«Ну, собственно говоря, Малколм, дело было так: один чувак написал на нашем сайте, что это самое высокое в мире кладбище, вот мой напарник и подумал, что было бы круто заснять на видео несколько трупиков и тем самым набрать очков и увеличить посещаемость. А я повелся на это, потому что дебил».

– Да, еще с детских лет, когда был совсем мальчишкой. – Я одарил его улыбкой Обаятельного Сая. Пришло время немного разбавить всю эту массу лжи реальной информацией. – Собрать деньги было очень нелегко. Пришлось продать машину. – Это была правда: нам пришлось продать «Форд Фокус» Тьерри, чтобы внести задаток. Я надеялся, что эта жертва произведет на него впечатление.

– А почему ты решил подниматься со стороны Тибета, а не Непала? Потому что так дешевле?

– Частично. А еще потому, что здесь есть ряд уникальных вызовов для альпиниста. – Бред. Единственная причина, почему Тьерри выбрал северную сторону, заключалась в том, что это обошлось намного дешевле, чем заход с юга. – А вы, Малколм? В прошлом году вы тоже были в экспедиции Тадеуша?

– Нет. Я был с другой группой. А на этот раз решил идти с Тадеушем, потому что у него хорошая репутация. Если кто-то и может провести нас наверх, то только он.

– Это погода не позволила вам взять вершину в прошлом голу?

На лице его мелькнуло какое-то неопределенное, уклончивое выражение.

– Я повернул у основания Третьей ступени. Подняться на вершину, сынок, – это лишь половина битвы. Оттуда нужно еще и спуститься. – Он хрипло откашлялся, прочищая горло. Еще одна фраза в духе Эда. Но он не Эд. – Так говоришь, Эйгер? А по какому маршруту ты шел? По девятьсот тридцать восьмому?

Вот блин.

– Да.

– Тогда скажи, как тебе Хрупкая Трещина?

– На самом деле мне здорово повезло, Малколм. Год был хороший, и подтаявшего снега на моем пути оказалось немного.

«Прокатило? Нет».

Он смотрел на меня выжидающе.

«Нужно срочно менять тему».

Я лихорадочно рылся в голове в поисках другой горной истории, которую можно было сюда вставить. Как-то мы с моим приятелем Крисом отправились в Кале, убили два дня на то, чтобы добраться до Шамони, и поднялись на Эгюий-Верт. Воодушевленные этим, мы, наивные, решили сходу взять стену Экпфайлера на маршруте Бонатти-Цапелли, но на второй день у нас закончилась еда, и мы ни с чем побрели обратно в Бьоле. Но это не подходит. «Думай, Сай, думай». И тут меня осенило.

– Честно говоря, Малколм, я немного нервничаю из-за того, что нас ждет. Недавно я перенес тяжелую травму после падения со скалы.

Я оттянул в сторону футболку возле шеи и показал ему шрамы, полученные в Куум Пот, надеясь, что это уведет разговор подальше от моего воображаемого «подъема» на одну из самых печально известных вершин мира. И это помогло. Я был почти благодарен Эду за эти увечья.

Малколм только покачал головой.