Дурная кровь - Лиза Марклунд Страница 26

У ответвления к пляжу озера Таллшён она посмотрела вперед, именно здесь ее отец заснул в сугробе на пути домой, здесь водитель снегоуборочной машины нашел его в половине пятого утра, замерзшего насмерть и занесенного снегом.

Анника не осмелилась посмотреть направо, там он лежал, у дороги, идущей к пляжу, она никогда не купалась там после этого, никогда больше не проезжала мимо на велосипеде с купальником, полотенцем и бутылкой лимонада.

Она повернула налево.

Преобразившийся после немалых вложений в улучшение его экологии промышленный район сейчас благодаря своей растительности выделялся зеленым пятном впереди.

Слева стоял металлургический завод, который позволял поселку существовать в течение нескольких сотен лет, а сегодня превратившийся в торговый центр, где продавали бракованную одежду известных производителей. И прекрасно, главное ведь, что помещения не пустовали, здесь можно было купить морковную лепешку в кафетерии и дешевые чулки и дождевики прямо с грузовых поддонов.

Анника сбросила скорость и направила машину вверх на холм позади доменной печи.

Холмом Бродяг называли его в ее детстве, это название теперь, пожалуй, все уже забыли, во всяком случае, она надеялась на это. И сама она заслужила лучшего, чем быть Анникой с Холма Бродяг, или нет?

У нее возникло странное ощущение, что улицы дали усадку, стали уже со времени ее детства, ответвления от них, однако, казались более широкими и вроде встречались реже. Высокая трава местами пробивалась сквозь гравий.

Она не поехала по Уденвеген, а остановилась на поперечной улице сразу за подстанцией. Наискось и чуть впереди от нее находился дом номер 12, красный, двухэтажный, построенный в 40-х годах прошлого столетия в качестве жилья для заводских рабочих. Никакие дети не играли во дворах, все, наверное, ходили в садик или в центры молодежного досуга, во всяком случае, для послеобеденного времени вокруг было слишком тихо и пустынно.

Окно на самом верху слева принадлежало ее старой комнате, она делила ее с Биргиттой. Занавески были задернуты, Анника смогла разглядеть ткань за блестящим от солнца стеклом. Они оказались новыми, она никогда не видела их раньше. В свои трезвые периоды мама любила менять занавески и наводить порядок в доме.

Окно по соседству было кухней, она заметила, что одна его рама приоткрыта. Ей даже показалось, что кто-то движется там внутри, или просто крона растущей по соседству ели отражалась в стекле. Окна гостиной и родительской спальни выходили на северную сторону, она не могла видеть их отсюда.

Не сводя взгляда с кухонного окна, Анника позвонила на свой старый домашний номер. Окно закрыли, потом Барбра ответила хриплым голосом.

– Привет, мама, это Анника.

Занавеску задернули снова для защиты от солнца или, пожалуй, от посторонних глаз.

– Ты что-то узнала о Биргитте?

Она явно выпила.

– Да, мама, я получила два сообщения на мой старый мобильный телефон.

Голос матери сорвался на фальцет:

– Почему ты ничего не сказала? Что она хочет?

– Она хочет, чтобы я помогла ей, но я не знаю, о чем идет речь.

– Помогла? Она в опасности? Почему ты ничего не делаешь?

Анника сразу заметила, как душно в машине, как трудно дышать.

– Я разговаривала и с полицией, и с прокурором, и никто из них не верит, что существует какая-то опасность, – сказала она.

– Откуда им знать!

Судя по голосу, Барбра совершенно вышла из себя.

– Я официально заявила о ее исчезновении и…

– Стивен уже заявил о ее исчезновении, и знаешь, как беспечно они к этому отнеслись!

Окно открыли снова, настежь. Анника машинально пригнулась.

– Он обратился в полицию Мальмё?

– Они едва записали его данные! Не спросили даже, как она выглядит!

– Мама, – сказала Анника, – Биргитта, пожалуй, не хочет, чтобы ее нашли. Возможно, она пропала исключительно по собственной воле. Ты уверена, что Стивен говорит правду? Он никогда не поднимал на нее руку?

Мать заплакала. Окно хлопнуло.

– Биргитта рассказала бы мне, она все мне рассказывала, всегда звонила. Почему она не дает знать о себе?

Ладонь Анники стала настолько потной, что ей пришлось переложить мобильник в другую руку. Она поняла, что у нее вот-вот начнется неконтролируемая гипервентиляция, и заставляла себя дышать легко и медленно.

– Мама, – сказала она, – я сообщу тебе, как только узнаю что-то, хорошо? Мама?

Однако Барбра положила трубку, не произнеся больше ни слова, а оконная рама продолжала хлопать на ветру.

Он любил ездить на поезде. И его брат тоже.

Даже если колеса вагонов не стучали больше на стыках, как в их детстве, когда они путешествовали между Корстреском и Стурблолиденом, он чувствовал себя очень уютно здесь, чего никогда не случалось с ним в автомобилях или самолетах. Езда по железной дороге укачивала его, он с восторгом наблюдал, как за окном проплывали, казалось, непроходимые леса. Ему нравился время от времени долетавший до его ушей скрип рельс, запах моющего средства.

Сумку он положил на полку для шляп над своим местом и смело оставлял ее без присмотра, нимало не беспокоясь, когда уходил в вагон-ресторан и покупал себе чашечку кофе. Знал, что она никогда никого не прельстит, потертая и грязная, они как-то ели яйца всмятку, используя сумку вместо стола, и испачкали ее немного, желток растекся и высох. Он помнил тот эпизод, словно все случилось только вчера, хотя с той поры минуло несколько лет. Они были на своей «свалке для отходов» и на обратном пути остановились передохнуть около Москоселя и съесть захваченные с собой продукты. Вагон накренился на повороте, он бросил взгляд на сумку и констатировал, что она не сдвинулась с места.

Отсутствие брата приносило ему нестерпимую боль, и поезд не мог помочь.

Самолетов он старательно избегал при любой возможности. И не только из-за всех камер, билетов и проверок документов (порой, правда, требовалось засветиться, и тогда он, само собой, летал). Казалось неестественным оставлять землю под собой таким образом, ему не нравилось это. Поезд подходил лучше, билет можно было купить за наличные, не показывая паспорт или другие удостоверяющие личность бумаги, но с точки зрения безопасности на первом месте, конечно, стояло какое-нибудь скромное транспортное средство.

Хотя он, как уже было сказано, всему иному предпочитал железную дорогу. Опять же имелась возможность, пока едешь, пользоваться Интернетом, что выглядело еще одним немаловажным плюсом. Он научился ползать в нем с помощью хитрых телефонов, ни один из которых не смог бы привести ни к нему, ни к брату, и поэтому мог совершенно спокойно лазить в Сети и часто считал это приятным и интересным, а порой даже весьма полезным занятием.