Дурная кровь - Лиза Марклунд Страница 25

Анника сделала глубокий вдох, почувствовала, как глаза стали влажными от слез.

Как долго бабушка арендовала хутор, почти сорок лет?

Куда делась картина? Кто опустошил дом?

Она села на крыльцо и смотрела на озеро Хушён, здесь все требовалось приводить в порядок.

Ветер шумел в верхушках сосен.

Анника достала свой мобильный телефон и попробовала позвонить на номер Биргитты, разговор сразу же переключился на автоответчик.

Анника смахнула волосы со лба, посомневалась немного, но потом набрала номер криминальной полиции Стокгольмского лена, попросила соединить ее с ответственным дежурным. Та представилась Сесилией. Анника объяснила, что у нее пропала сестра, описала когда, где и как, назвала имя и адрес Биргитты и номер ее мобильного телефона, прочитала эсэмэски, полученные от нее, и сообщила, в какое время они были отправлены.

– Она обычно просит тебя о помощи? – поинтересовалась Сесилия.

– Иногда, – сказала Анника.

– О какого рода помощи?

– Присмотреть за ребенком, – сообщила Анника. – Порой переночевать, когда опаздывала на последний поезд домой…

Ей показалось, что она услышала, как Сесилия тихо вздохнула.

– Какие отношения у Биргитты с мужем… как там его зовут, Стивен?

– Я не знаю, честно говоря, – призналась Анника.

– Я думаю, тебе не стоит особо беспокоиться, – сказала Сесилия. – Но я записала твои данные и зарегистрирую заявление. Попробуй еще позвонить сестре и спросить, в чем ей нужна помощь.

– Конечно, – сказала Анника.

С облегчением она убрала мобильник, и ей вдруг стало интересно, не появились ли уже в лесу грибы. Пожалуй, нет.

И все равно она зашла за хлев и проверила место, где обычно росли лисички, но там были только мох и прошлогодние листья.

После этого она отправилась к причалу, он сохранился на удивление хорошо. Она села и обвела взглядом озеро, а потом посмотрела за него туда, где проходила дорога из Юханнеслунда в усадьбу Гаммель-Густавс.

А может, ей арендовать Лукебю, хутор ведь выглядел заброшенным. Джимми, наверное, смог бы узнать, кто из правительственной канцелярии занимался Харпсун-дом…

Анника закрыла глаза. Что она вообразила? Через несколько дней ей, пожалуй, грозило остаться без работы, откуда у нее нашлись бы средства на аренду дома для отдыха в свободное время? Все ее сбережения ушли на то, чтобы выкупить Томаса у похитителей. В качестве газетного репортера она не имела никаких дополнительных источников дохода или льгот, ее собственной зарплаты хватало на еду, квартплату и одежду детям, но не более того. Джимми и так платил больше, чем она. Анника не собиралась просить его взвалить на себя ее летнее удовольствие, и так уже получила слишком много – его самого.

Он так разительно отличался от Томаса.

Порой она размышляла, чем, собственно, Томас когда-то приглянулся ей.

Он был неотразим с белокурыми волосами и широкими плечами, это само собой, но прежде всего она страдала от одиночества, когда встретила его, интересного и внимательного, считавшего ее восхитительной и не похожей на других. Ей следовало уже тогда понять, что он из тех, кто ходит налево (он ведь состоял в браке с Элеонорой, когда их свела судьба), и, естественно, быть готовой к такому его поведению. К несуществующим тренировкам по теннису, работе до полуночи, после возвращения с которой он сразу вставал под душ.

А когда до нее дошло, как в действительности обстояло дело, она своим поведением только все ухудшила. Стала необщительной и холодной, а кому понравится быть женатым на куске льда?

А как она сначала ненавидела Софию. Она не писала под псевдонимом гадости о ней в Интернете, зато занималась гораздо худшими вещами.

Она лгала и интриговала, злоупотребляла своим положением журналиста, пока не добилась увольнения любовницы Томаса.

Хотя для Софии все закончилось хорошо. Она получила другую работу и осталась жить в пентхаусе в Остермальме, своей семейной недвижимости.

А сегодня они могли общаться, и вовсе не благодаря Аннике. Когда все другие стремились просто заработать на ее беде, София предложила ей помощь и позаботилась о детях, когда Томас находился у похитителей в Сомали, а ей самой пришлось отправиться в Восточную Африку. Калле и Эллен, похоже, очень любили ее, они с удовольствием иногда ночевали у Софии.

Анника открыла глаза, но сразу же зажмурилась, ослепленная отраженным от волн солнечным светом, а потом посмотрела на часы и потянулась за своей сумкой.

«Люди как люди в большинстве своем, даже убийцы».

Она не стала распаковывать компьютер, а взяла блокнот и ручку и под аккомпанемент булькавшей под причалом воды попыталась окончательно сформулировать мысли, бродившие у нее в голове во время долгой поездки на машине.

Ей требовалось снова привлечь внимание прессы к убийству Жозефины, чтобы полиция возобновила расследование, а прокуратура не осталась в стороне. Кьелль Линдстрём предложил ей два интересных угла зрения: во-первых, данное преступление считалось, по мнению полиции, раскрытым, а во-вторых, как считал прокурор, приговоры в отношении самозваного убийцы Густава Холмеруда являлись судебной ошибкой.

«Ты не можешь оставить меня, что я буду делать без тебя? Анника, черт побери, я же люблю тебя!»

Свен преследовал ее на этом берегу, она провалилась в яму и промочила ноги, вода хлюпала в обуви, когда она бежала через лес. Все эти жалкие мужчины, с диктаторскими замашками, безответственные, трусливые и самонадеянные. Убивают, поскольку женщина не подчиняется, для них характерно катастрофическое мышление. По их глубокому убеждению, они не переживут, если признаются, чему подвергли свою жертву. Они переделывают действительность таким образом, чтобы она устраивала их. И отрицание, отрицание, отрицание…

Анника снова зажмурилась от отраженного от волн солнечного света. Здесь она обычно сидела и писала свой дневник.

«Я иду на ощупь. Слишком темно вокруг».

Благодаря дневнику ее осудили не за умышленное убийство, а за причинение смерти по неосторожности. Издевательства в отношении ее, описанные там, продолжались довольно долго, несколько лет, практически все время, пока существовала связь между ними. Содержание дневника заставило суд принять точку зрения защиты, что она действовала в целях самообороны.

Ей не требовался психолог, чтобы понять, почему ее по-прежнему волновал случай Жозефины. Это произошло в то же лето, когда умер Свен, и сейчас ей приходилось думать о нем снова, и тогда она видела перед собой Жозефину – фактически подростка, с ее безмолвным криком, чье убийство так и осталось ненаказанным.

Когда Анника вернулась к машине, ее спина была мокрой от пота, а по предплечью полз клещ.

Она опустила боковое стекло на пути к Хеллефорснесу и позволила ветру трепать ее волосы. Судя по черному цвету, асфальт на дороге только недавно положили, и он, как клейстер, прилипал к шинам.