Клуб - Такис Вюргер Страница 12

Мы оба засмеялись. А потом сидели напротив друг друга и жевали сэндвичи.

– Шарлотта, – сказала она и протянула мне руку.

Я вытер майонез с указательного пальца:

– Ханс.

– Это из-за скачек, – произнесла она и сжала пальцами мышцы левого плеча.

– Что ты имеешь в виду?

– Я занимаюсь скачками, а для этого делаю много силовых упражнений. Поэтому у меня такие плечи.

В какой-то момент мне показалось, что она улыбнулась. Ее рука словно приклеилась к плечу.

– Спасибо, что ты за все заплатила, – сказал я.

Она засмеялась так, как будто услышала шутку.

Мы поехали на поезде до Челси, а оттуда пешком направились к дому Шарлотты. Он показался мне слишком большим.

– Я очень рада, что у нас есть прислуга, – сказала она, когда мы подошли к дому, – иначе я чувствовала бы себя одиноко во время моих визитов к отцу.

– У вас есть прислуга?

Она засмеялась:

– Что, тебе снова неловко?

Шарлотта переступила с ноги на ногу.

– А как выглядит твой дом? – поинтересовалась она.

– У меня нет дома.

– А где же ты вырос?

– Я там давно уже не был. Это домик в лесу. И я очень по нему скучаю. Но он меньше, чем твой.

Мы оба замолчали, не зная, что сказать. Шарлотта спасла ситуацию, прежде чем та стала еще более неловкой.

– Джойс, наша кухарка, когда была маленькой и жила на сахарной плантации на Ямайке, научилась у английских фермеров делать потрясающий йоркширский пудинг.

– У вас кухарка с Ямайки?

– Когда я приезжаю домой, она иногда поет песни Гарри Белафонте.

Дверь открылась, и на пороге нас встретила женщина с широкой улыбкой на лице.

– Она видела, что мы приехали, – сказала Шарлотта.

Джойс обняла Шарлотту. От нее пахло мускатом. Передо мной она сделала маленький реверанс, произнесла что-то на своем, непонятном мне диалекте, а затем удалилась обратно на кухню. У двери она обернулась и подмигнула Шарлотте. Затем из кухни зазвучал ее тихий голос – она напевала какую-то мелодию.

My heart is down, my head is turning around

I had to leave a little girl in Kingston town

Мы с Шарлоттой поднялись на чердак, и она открыла сундук, в котором были сложены рубашки. В поисках нужной она перерыла все вверх дном.

– Мой отец сложил их здесь, чтобы потом надевать для работы в саду.

– Понятно.

– Только он никогда не работает в саду.

Рубашки были сшиты по размеру ее отца, а на левой манжете стояли инициалы АФ.

Она протянула мне одну из рубашек:

– Надень.

– Прямо здесь?

– А ты что, стесняешься?

Когда я снял футболку, то заметил, что Шарлотта рассматривает мускулы на моем животе.

– Сходи к портному, пусть он уберет инициалы, – сказала она. Взяла целую стопку рубашек и передала их мне: – Папа ничего не заметит.

Шарлотта помедлила секунду и взяла мою свободную руку. Это был очень доверительный, даже интимный жест, и я не знал, нужно ли мне отвечать на него, сжав в ответ ее пальцы.

– Послушай, Ханс, мой папа является членом клуба Питта. Если он предложит твою кандидатуру, то ты тоже им станешь. Ты не мог бы сегодня вечером быть более разговорчивым и не ограничиваться только «да» и «нет»?

– Да, – произнес я.

– Ты что, издеваешься надо мной?

Она не отпускала мою руку, я ее – тоже. Я говорил тихо, глядя мимо нее:

– Я совсем не знаю твоего отца. Что все это значит?

– Ты скоро об этом узнаешь.

– Я имею в виду, что здесь такое важное происходит, что я должен обманывать твоего отца?

Она сжала мою руку:

– Это важно, просто поверь мне.

– Шарлотта, я… – произнес я, но она повернулась и потянула меня за собой через весь чердак. И только когда мы оказались на пороге лестницы, она отпустила мою руку.

Шарлотта

Один раз в неделю я встречалась с одним китайцем и обманывала его. Мы составляли так называемый языковой тандем, общались полчаса на английском и полчаса на китайском языках, обсуждая нашу повседневную жизнь. Китаец просил называть его Петер, его настоящее имя было слишком сложным.

Когда он говорил, я мало чего могла понять, зачастую не признаваясь ему в этом. Затем он начинал говорить на английском, и это было совершенно – он выделял ударением каждый слог, словно служил дворецким у королевы. Когда я приближалась к нему, от него пахло сыром. Сначала я думала, что это пахнет у него изо рта, но запах оставался, даже когда он молчал.

Петер охотно говорил о себе. Он рассказывал, что его папа был владельцем фирмы, производившей чипы для систем управления самолетами и ракетами средней дальности. Он был единственным ребенком в семье, занимался триатлоном, и после окончания школы ему пришлось выбирать между Гарвардом, Йелем и Кембриджем, потому что от всех трех он получил приглашения. Директор Гарварда прислала ему собственноручно написанное письмо, в котором просила о согласии учиться у них. Он был лучшим выпускником в Северном Китае. О нем писали газеты. А Англию он выбрал потому, что ему нравятся регби и апельсиновый мармелад. Когда он рассказывал об этом, то смеялся, а когда вдыхал воздух, то похрюкивал немного. Кроме того, ему нравилась охота на крупную дичь. Петер каждый раз приходил на наши занятия в светло-голубом галстуке-бабочке.

Во время нашей первой встречи он поинтересовался, в какой сфере работает мой отец. Он произнес «в сфере» так, словно был настоящим французом. Я подумала, что он наверняка владеет в совершенстве еще и французским языком. Я выглянула из окна, увидела женщину в шубе и сказала Петеру, что мой папа занимается разведением нутрий. Я рассказала, что в детстве ходила в деревенскую школу в Камбрии, а после обеда помогала чистить клетки и сдирать с нутрий шкуру.

– Ну должны же мы откуда-то добывать мех, – отреагировал на это Петер.

У него заняло бы пару секунд, чтобы погуглить про меня в Интернете. Тогда бы он узнал, где я ходила в школу и что заводчик нутрий не смог бы оплачивать школьные взносы. Но я надеялась, что не настолько интересовала Петера, чтобы спровоцировать его на подобные поиски.

Однажды днем, в начале триместра, мы встретились с ним в кафе Fitzbillies. Я заказала себе воды, Петер ел рулет с корицей. Сироп стекал у него по подбородку и капал на воротник.

– Я хотел бы поговорить о клубах в университете, Шарлотта. Это интересно, потому что в Китае таких нет.