Двое на дороге (сборник) - Евгений Рогачев Страница 8

– Ты иди, Пелагея. Я один тут посижу, в тишине.

– Да все ли ладно-то у тебя? Ты что-то совсем на себя не похож.

– Все нормально. Сердце уже отпустило. Ты иди, иди.

Пелагея еще раз критически осмотрела старика и, наказав никуда из дома не выходить, ушла.

Старик до утра ходил по дому, не в силах успокоиться. Возвещая о начале нового дня, вдалеке прокукарекал петух. Старик налил, наверное, пятую чашку чая и не спеша выпил ее. Чай уже давно остыл, но он не замечал этого. Все сидел на кухне у окна, маленькими глотками пил чай и смотрел на пепелище. Над сгоревшим остовом в небо поднимались маленькие струйки дыма.

– Сережка приедет, а тут такая картина неприятная. – Он подумал о внуке. Мысли приняли другое направление. – Хорошо хоть ветер был не в сторону моего дома, а то и он вспыхнул бы, как спичка. Не дай бог. Сгорело бы все, кому бы я был нужен, где бы мог приткнуться на старости лет? Господи, за что ты послал мне такие испытания!

Старик не был набожным человеком. Последний раз он ходил в церковь лет десять назад, когда ездил к детям в город, в гости. Но сейчас, вспомнив о пережитой ночи, невольно помянул Бога и перекрестился.

Только под утро сон сморил его и, привалившись к стене, он немного задремал. Ему приснилось детство. Как они с батей едут на сенокос. Он впереди на смирном мерине, батя – на повозке. Ему было лет восемь. Он вцепился своими детскими ручонками в густую гриву коня, стараясь не упасть. Отец, лежа на охапке сена, весело посмеивался и кричал ему в спину:

– Держись, Андрейка. Крепко держись, не упади. Если не упадешь, значит, крепким мужиком вырастешь. Так же за жизнь цепляться будешь, как сейчас за гриву.

Андрейка поворачивал к отцу заплаканное лицо и хотел сказать, как ему больно и неудобно сидеть на крутом крупе коня. Но, видя смеющееся лицо отца, отворачивался и с новой силой старался удержаться. Внезапно очертания отца подернулись мелкой рябью, стали расплываться, и на его месте появилась мать. Она стояла на пороге родного дома и с тоской смотрела на молодого парня. В этом юноше из сна старик узнал себя. Он хотел протянуть руки, чтобы обнять мать, но какая-то неведомая сила держала его на месте. И тут в его мозгу возник голос матери:

– Иди ко мне, сынок, я тебя уже заждалась.

Внезапно преграда исчезла, он подошел к матери и обнял ее. Она гладила его по голове, приговаривая: «Теперь я тебя никуда не отпущу».

Старик проснулся и открыл глаза. «Какой странный сон, – подумал он, – давно мне родители не снились». Сердце закололо, во всем теле появилась слабость, на лбу выступила холодная испарина. Старик поднялся, поискал в посуднике, достал коробку с лекарствами. Упаковка из-под валидола была пустая.

«Хотел же вчера в магазин идти, а заодно и в аптеку, таблеток купить», – запоздало подумал он.

В глазах потемнело, поплыли радужные круги. Он пошарил рукой по столу в поисках воды. Опрокинул свой любимый стакан, тот, дребезжа, покатился по столу и, упав на пол, разбился. Старик опустился на стул. Дыхание стало тяжелым, хриплым. Он рванул ворот рубахи, пуговицы отлетели и покатились по полу. Старик хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Затем уронил седую голову на стол, на его висках набухли большие жилы.

«Неужели, это конец? – пришла четкая мысль. – Конец всему, что существует. Так неохота умирать. Детей бы повидать хоть еще разок. Жалко, Сережку так и не дождался. Боже, как больно».

Он хотел поднести руку к груди, чтобы помассировать сердце, но на полпути рука замерла и упала, повиснув плетью…

…После обеда зашла проведать соседа Пелагея. Увидев старика, лежащего на кухне у стола, с подвернутой под себя рукой, она в беззвучном крике открыла рот и выскочила на улицу.

* * *

Похоронили старика на кладбище, около железной дороги. Это было символично. Всю свою сознательную жизнь старик проработал машинистом. Похороны были скромные, присутствовали только близкие родственники да соседи, с кем старик поддерживал отношения. В деревне долго судачили о том, как быстро скрутило старика. Ведь он был таким крепким, и казалось, проживет до ста лет. В конце концов, все сошлись во мнении: старика свел в могилу ночной пожар. И если бы не это событие, то старик еще долго бы бродил по земле. Внук, которого он так и не дождался, на похороны опоздал, а приехал только через три дня, когда старик уже лежал в сырой земле. Он сходил на кладбище, постоял над свежей могилой, поплакал, вспоминая деда. Несмотря на всю строгость, дед всегда по-доброму к нему относился. Матери он сказал, что, может, это и хорошо, что он не видел деда в гробу, мертвым. В его памяти он навсегда останется как живой.

Через год поставили хороший, гранитный памятник. В деревне жить никто из детей не захотел, поэтому дом продали. Первое время, не реже раза в год, из города приезжали дети. Красили оградку, приводили в порядок могилу. Но со временем их наезды становились все реже да реже. Только Пелагея, когда ходила на могилу к мужу, заглядывала к старику и подолгу стояла у гранитной плиты.