Я росла во Флоренции - Элена Станканелли Страница 7

В шестидесятые годы вместе с первыми моделями ребенка эпохи потребления рождался и миф о девушках au pair. Целое поколение цветущих барышень ехало из Северной Европы или с юга Италии, чтобы учиться во Флоренции, Риме, Болонье, Милане. Присмотр за избалованными и невротичными детьми (хотя их неврозы, как мы уже говорили, были самыми примитивными) представлялся самым простым способом оплатить обучение в университете или выучить наш язык. Десятки тысяч итальянских отцов подвергались нешуточному испытанию: мини-юбки, вытянутые на диване стройные ноги, вечно незапертые двери ванных комнат. Старшие братья тоже, а иногда и младшие. Один приятель взволнованно рассказывал мне о своей восхитительной сексуальной инициации в возрасте двенадцати лет меж игривых бедер английской au pair, проводившей каникулы на острове Эльба. Интрижку раскрыли его родители и поспешно отослали барышню на родину. Многие из нас в шестидесятые годы внезапно прервали изучение английского по причинам, которые тогда казались нам таинственными, но которые позволили целому поколению мужчин с завидной непринужденностью пройти посвящение во взрослую интимную жизнь.

Я была белокурой, полной и неуклюжей. И я была и остаюсь женщиной, то есть при делении мира меня следовало бы отнести к тем, кто учит, а не к тем, кто учится. Женщины, как говорят, являются хранительницами секретов секса. Благодаря таинственной генетической наследственности знание это изначально заключено в их теле. Не знаю, не знаю, мне кажется, что я отношусь к третьей категории людей, не различающей мужчин и женщин: тек, кто ничего не знает. Ничегошеньки, а если знает, то быстро забывает. Мой привычный кошмар — это что кто-нибудь попросит меня с ходу ответить, кто нынешний президент Итальянской Республики или кто автор "Энеиды". Я ничего не знаю и не могу ничему научить — какие уж там секреты секса. Но я знаю, что есть женщины, способные на это, и все мы, эротико-сентиментальные аутистки, должны каждый день возносить им хвалу.

Если не считать практики, то все, что мне известно о сексе, я узнала примерно в шесть лет благодаря книге с картинками, спрятанной в гостиной; думаю, я по недоразумению нашла ее слишком рано.

Эротизм героев этой книги в твердой синей обложке — женщины со стрижкой а-ля Кэндис Берген и коротышки, напоминающего пластмассового человечка, какими играют мальчишки, — явно стремился к нулю. Несмотря на то что они проводили время в обнимку и голышом (я до сих пор отчетливо помню их внутренние и внешние половые органы), их флегматичность породила во мне убеждение, что секс не имеет ни малейшего отношения к желанию и наслаждению. Скорее это занятие вроде развешивания белья или замены перегоревших лампочек. Такая же работа по дому, как многие другие, единственным своеобразием которой было то, что ею надлежало заниматься вдвоем и с непременной улыбкой, как это делали два моих друга-нудиста.

Через несколько дней после обнаружения синей книги о сексе, когда мы с братом, держась за руки, шли из школы через площадь Д'Адзельо, нам навстречу двинулся человек в плаще. В нескольких шагах от нас он распахнул свой плащ, чтобы продемонстрировать нам то, что — как я поняла лишь много лет спустя — было эрекцией, причем весьма хиленькой. Наложив один на другой эти два когнитивных опыта, книгу и эксгибициониста, я чуть ближе подошла к истине.

Но в мой первоначальный опыт, весьма стереотипный, время вскоре внесло свои поправки. Я быстро поняла, что мужичок в плаще и скверик не смогут послужить ни материалом для рассказов, ни даже пищей для размышлений. К счастью, несколько месяцев спустя в Прато я увидела мужчину, мастурбировавшего в припаркованной машине. В семь лет в моем воображении Прато был как Таиланд, рай эротического туризма. Потом были путаны.