Крутые парни не танцуют - Норман Мейлер Страница 62

На протяжении всего этого рассказа Уодли держал дуло пистолета направленным на меня, как указательный перст.

– Откуда он взял пистолет двадцать второго калибра с глушителем? – спросил я.

– Он носил его не первый год. Давным-давно я купил редкий комплект из трех штук – наверное, таких не больше ста во всем мире – и подарил один пистолет Пэтти Ларейн и один Лонни. Но в это мы углубляться не будем. Хочешь верь, хочешь нет, но когда-то я очень любил Лонни.

– Не понимаю, зачем он взял с собой пистолет в ту пятницу.

– А он с ним не расставался. Это помогало ему чувствовать себя мужчиной, Тим.

– Ох, – сказал я.

– Что, никогда не приходило в голову?

– Если он так расстроился, глядя на нас с Джессикой, то почему не всадил в меня пулю?

– Ты не носишь с собой пистолета, – сказал Уодли, – потому что можешь им воспользоваться. А он не мог. Уж я-то знаю Лонни. Внутри он, без сомнения, рвал и метал. Убить тебя, убить Лорел, – но, конечно, он не мог сделать ни того, ни другого. Ведь он был такой душка.

– И потому убил себя?

– Я не хочу врать. Здесь виноват не только ты. У него были крупные неприятности с деньгами. Светил здоровенный срок. Он сдался на мою милость месяц назад. Умолял помочь. Я сказал, что попробую. Но, знаешь ли, даже в моем капитале это проделало бы чересчур большую брешь. Он чувствовал, что до конца я идти не намерен.

Меня вновь стала пробирать дрожь. Конечно, наряду со всем остальным сказывалась и усталость, но мои ботинки и штаны на заду уже промокли.

– Хочешь развести костер?

– Да, – сказал я.

Он поразмыслил над этим.

– Нет, – сказал он наконец, – боюсь, это отнимет слишком много времени. Все кругом сырое.

– Да.

– Ненавижу дым.

– Да.

– Извини, – сказал он.

Мои руки играли с песком. Вдруг он выстрелил. Вот так, ни с того ни с сего. Пок. Пуля взметнула фонтанчик в дюйме от моего каблука.

– Зачем ты это сделал? – спросил я.

– Не пытайся ослепить меня песком.

– Ты хорошо стреляешь.

– Я тренировался.

– Вижу, что не зря.

– От природы мне этого не дано. Я от природы неловок, за что бы ни брался. По-твоему, это честно?

– Нет, наверное.

– Одного этого довольно, чтобы снюхаться с дьяволом.

Мы умолкли. Я старался не дрожать. Мне пришло на ум, что моя трясучка может разозлить его, и как он тогда поступит?

– Ты не рассказал мне остального, – произнес я. – Что ты сделал, когда позвонила Джессика?

– Попробовал ее успокоить. Я и сам был не в своей тарелке. Лонни умер! Потом я велел ей ждать в машине. Обещал приехать.

– Какие у тебя были планы?

– Я еще не начал их строить. В такие моменты все, что ты можешь сказать себе, – это «Ну и каша!». Я не представлял, с какой стороны браться за дело, но тем не менее выехал в Рейс-Пойнт. Однако мне неверно объяснили дорогу. Я угодил на северную окраину Труро, и все пошло наперекосяк. Когда я добрался до Рейс-Пойнта, Лорел уже не было и машины тоже. Я вернулся в Бич-Пойнт – хотел сказать Пэтти Ларейн, что я думаю о ее инструкциях насчет дороги, но не нашел и ее. В ту ночь она так и не явилась обратно. И я больше никогда не видел лица Джессики.

– Пэтти Ларейн жила с тобой?

– Мы до этого дойдем.

– Хотелось бы.

– Сначала скажи мне: заходила Пэтти к тебе домой? – спросил Уодли.

– Вроде нет.

– Ты что, не помнишь?

– Я был слишком пьян. Может, и заглянула на минутку.

– Знаешь, что Пэтти Ларейн говорила о твоих провалах памяти? – осведомился Уодли.

– Нет.

– Она говорила: «Опять у этой задницы задницу закупорило».

– Это в ее стиле.

– Она всегда называла тебя задницей, – сказал Уодли. – Когда ты был нашим шофером в Тампе, наедине со мной она о тебе иначе и не говорила. И в последний месяц тоже. Задница. Почему она тебя так звала?

– Может, вместо кретина.

– Пэтти тебя ненавидела.

– За что бы? – сказал я.

– По-моему, я знаю причину, – сказал Уодли. – Некоторые мужчины ублажают женскую часть своей натуры, склоняя женщин к занятиям особым видом орального секса.

– О Господи, – сказал я.

– Вы с Пэтти занимались чем-нибудь подобным?

– Уодли, я не хочу об этом говорить.

– Гетеросексуалы болезненно относятся к таким вещам. – Он вздохнул. Закатил глаза. – Зря мы, наверное, не развели огонь. Это было бы сексуальнее.

– Уж уютнее точно.

– Ладно, сейчас не до того. – К моему изумлению, он зевнул. Потом я понял, что он сделал это как кошка. Чтобы снять напряжение. – А меня Пэтти Ларейн этим баловала, – сказал он. – Собственно говоря, так она меня на себе и женила. Раньше я с таким качественным исполнением не сталкивался. Но потом, после свадьбы, все прекратилось. Резко. Когда я намекнул, что не прочь продолжить наши скромные забавы, она сказала: «Уодли, я не могу. Теперь всякий раз, как я вижу твое лицо, оно напоминает мне твой зад». Вот почему мне страшно не нравилось, когда она называла тебя задницей. Тим, а с тобой она когда-нибудь так делала?

– Я не собираюсь отвечать, – сказал я.

Он выстрелил. Прямо оттуда, где сидел. Он не целился. Просто навел дуло и спустил курок. На такое способны только самые лучшие стрелки. Я был в свободных штанах, и пуля прошла сквозь складку над коленом.

– В следующий раз, – сказал он, – я раздроблю тебе бедро. Так что, пожалуйста, ответь на мой вопрос.

Я внутренне спасовал. Подпитка моего мужества давно шла из запасного бака. В таких условиях дай Бог сохранить хотя бы видимость спокойствия.

– Да, – сказал я, – однажды я попросил ее это сделать.

– Попросил или заставил?

– Она была не против. Молодая, хотела новизны. По-моему, раньше она никогда так не делала.

– Когда это случилось?

– Когда мы с Пэтти Ларейн впервые легли в постель.

– В Тампе?

– Нет, – сказал я. – Разве она тебе не говорила?

– Ответь сначала ты, потом я.

– Как-то мы с подругой поехали в Северную Каролину. Я жил с этой подругой уже два года. Откликнулись на объявление и махнули в Северную Каролину к супругам, которые хотели обменяться па ночь партнерами. По прибытии обнаружили там крепкого старикана и его юную женушку, Пэтти Ларейн.

– Тогда ее звали Пэтти Эрлин?