Ящик Пандоры. Книги 3 - 4 - Элизабет Гейдж Страница 57

Внезапно она почувствовала какой-то неприятный и сильный запах…

Она посмотрела на Сибил. Ее взгляд тут же замкнулся на сигарете, которая была зажата между пальцев девушки. Сибил все так же неподвижно смотрела на портрет Хэла, висевший над камином, ни о чем не подозревая, а огонек сигареты между тем уже подобрался к самым пальцам и нещадно жег их.

– Сибил! – встревоженно вскричала Тесс. Схватив ближайшую пепельницу, она стряхнула в нее окурок из рук девушки. – Господи, да что же ты с собой делаешь!

Сибил даже не повернулась к Тесс. Ее рука свешивалась как тряпка. В глазах застыли блики от огня в камине. Тесс не верила своим глазам.

Наконец Сибил перевела равнодушный взгляд на свои опаленные пальцы, затем на свою спасительницу и едва улыбнулась. Создавалось такое впечатление, что ей до всего этого совершенно не было дела.

– Не шевелись, – строго сказала Тесс. – Я сейчас принесу бинт и какую-нибудь мазь.

Тесс решила не поднимать панику во всем доме из-за этого идиотского инцидента. Она бросилась вдоль по коридору в ванную комнату, а через минуту уже бежала обратно с пузырьком мази и бинтами в руках. Еще раз внутренне поразившись глубине безумия Сибил, она покачала головой и склонилась к ней, чтобы осмотреть повреждения.

– Будет, наверно, больно, – предупредила она, – Сибил, ты что, ничего не чувствуешь?! С огнем шутки плохи. Надо быть очень осторожной…

Она из кожи лезла вон, чтобы казаться приветливой и ласковой. Очень надеялась, что ее забота отзовется улучшением отношений с Сибил. В то же время она просто не знала, что ей говорить. Да и что можно сказать психически больной девушке, которая только что на ваших глазах сожгла себе пальцы сигаретой и даже не заметила этого, будучи погруженной в какие-то свои психопатические раздумья?.. Пожалуй, психи действительно могут не чувствовать той боли, от которой нормальный человек грохнулся бы в обморок, предварительно огласив окрестности страшными воплями.

До сих пор Сибил не проронила ни слова. Дезинфицируя один за другим пальцы на ее руке, Тесс разрывалась внутренне между жалостью и неловкостью. У нее захватило дыхание, когда она увидела, что обожженная кожа прямо на ее глазах начинает бугриться волдырями. С максимальной осторожностью она приступила к накладыванию мази.

Сибил лежала все в той же позе, что и до сих пор. Как мертвая. Ее остекленевшие глаза были устремлены на фотографию. Хэл улыбался со своего портрета широко и благожелательно. Казалось, он одобряет что-то… Только вот непонятно было, что именно. Равнодушие Сибил или заботу о ней со стороны Тесс?..

Когда Тесс налепила стерильный кусочек марли на ленту бинта, Сибил наконец соизволила открыть рот.

– Бедная Диана, – прерывисто и очень тонко пропела она. У Тесс дрогнула рука, перевязывавшая пальцы Сибил, когда она услышала эту краткую реплику. Она знала, что Сибил никогда не благоволила к Диане.

Однако правила приличий, да и сама неловкая обстановка требовали от нее какой-то реакции.

– Да, я, пожалуй, согласна с этим, – проговорила Тесс. – Ей очень не везло в жизни. Надеюсь, черная полоса у нее скоро закончится. Она достаточно настрадалась…

– До тебя были и другие.

От этих слов Тесс чуть не поперхнулась. Они были настолько откровенны, что Тесс подняла глаза на Сибил. Девушка по-прежнему смотрела только на фотографию.

Вкрадчиво взглянув на нее, Тесс улыбнулась.

– До меня? – переспросила она. – Что ты этим хочешь сказать?

Сибил смерила ее взглядом кротким, знающим и абсолютно равнодушным. Ее глаза говорили о том, что она знает все, но не хочет, чтобы на нее давили.

Тесс молчала.

– Много других, – продолжила Сибил своим тонким, пробивающим, как игла, голосом.

– Я знаю, – осторожно проговорила Тесс, закончив бинтовать один палец и переходя к другому.

Слова Сибил серьезно встревожили ее. Ей пришло в голову, что Сибил, которая выросла вместе с Хэлом, знает про него многое, что неведомо самой Тесс и что, возможно, так и останется неведомым.

– Но ему на всех всегда было наплевать, – еще раз «капнула» на голову Тесс Сибил.

Тесс молча впитывала в себя, усваивала эту фразу, к осмыслению которой можно было подходить с двух разных сторон. Она вдруг почувствовала, что Сибил обладает оружием, которое может принести погибель, если будет обращено против женщины, да еще находящейся в таком щекотливом положении, каким было положение любовницы Хэла.

Тесс лихорадочно готовилась к следующей фразе, но она все равно поразила ее, как громом.

– Кроме одной, – заключила Сибил.

Ее взгляд наконец окончательно перешел с фотографии на Тесс и замкнулся теперь уже на ней.

Какими пугающими были голубые глаза Сибил! Совсем прозрачные, очень глубокие и ужасающе пустые. В них было что-то такое, от чего становилось зябко и погано на душе. Они словно вскрывали в человеке застаревшую рану невидимой иглой и начинали копаться в ней.

Глядя в эти глаза, Тесс поняла, что внутренняя боль, мучившая Сибил, превратилась со временем в ненависть к внешнему миру и к самой себе.

И эта ненависть теперь владела голосом, в котором слышался нескрываемый триумф.

– Одной-единственной, – добавила Сибил, погружая свое невидимое копье глубже в сердце Тесс.

А та все продолжала машинально работать над ранами Сибил.

В голосе безумной девушки не было никаких намеков. В нем не было ничего, кроме злобы. Это Тесс уловила очень четко.

Она побледнела. Ее руки, хлопотавшие над бинтами, заметно подрагивали. Она уже была не рада, что Сибил оторвалась от фотографии. Теперь ее страшные глаза буравили Тесс похлеще самих слов, которые до сих пор отзывались эхом у нее в ушах, хотя были произнесены тихим голосом. Смысл их достиг ее сердца еще раньше, чем она смогла осознать его и проанализировать. Похоже, именно на это и рассчитывала Сибил.

Тесс была сильной женщиной. Она смела со своей дороги многих решительных соперниц, врагов, у которых было гораздо больше власти и возможностей в тот момент, когда Тесс поразила их. Все ее успехи основывались на убеждении, что она пойдет на любую битву ради достижения своей цели и на этом пути не убоится никого, будь это хоть сам дьявол.

Но Сибил была хуже дьявола. Болезнь, пожиравшая ее, высосала из нее все человеческое и наполнила вены и артерии мутью мрачного безумия. Ее сердце превратилось в адский камень, против которого, возможно, бессильно любое человеческое оружие.

С этой мыслью Тесс заставила себя посмотреть на Сибил. Прямо ей в глаза. Она попыталась придать своему взгляду максимальную холодность, на которую только была способна. Но она все еще держала обожженную руку в своих дрожащих руках и знала, что через это прикосновение Сибил получает полную информацию о ее душевном состоянии, о ее тревоге и страхе. Сибил была во всеоружии. Ее безумие, усиленное явной враждебностью, неприятно щекотало Тесс нервы.