Любовь среди рыб - Рене Фройнд Страница 5
Любовь среди рыб - Рене Фройнд читать онлайн бесплатно
— Что это означает на человеческом языке? — спросил Фред.
— У нас есть хорошее средство, чтобы остановить такое буйство сердца. Мы вкололи вам его. Оно ведет к недолгой остановке сердца. Этот медикамент — абсолютно надежное средство, не беспокойтесь. Период полувыведения составляет несколько секунд. Затем сердце снова начинает биться, причем в нормальном ритме. Понимаете? Это кнопка «Reset», сброс. И все стартует заново. Ваш пульс опустился с 220 до 75 за несколько секунд. Во время всех остальных обследований вчера и сегодня вы уже были в сознании. ЭКГ в пределах нормы, эргометрия не дает никаких показаний на индуцированный порок недостаточной перфузии, синусовый ритм непрерывный, и под нагрузкой нет никакой кинетики конечного участка. Эхокардиография показывает хорошую систолическую функцию перекачки и отсутствие дисфункции клапанов. Из функции обмена веществ имеется эутиреоз.
— Это что-то гнойное? — испуганно пробормотал Фред. — От этого можно умереть?
Докторша снова рассмеялась:
— Эутиреоз означает, что ваша щитовидная железа функционирует совершенно нормально. Господин Фирнайс, вы здоровы.
— Что-то я этого не ощущаю.
— Если у вас еще раз случится такое учащенное сердцебиение, это не опасно, вы должны это себе уяснить. С вами ничего не будет. Дам вам один совет: подержите голову под струей холодной воды, часто это помогает. И не курите так много, бога ради!
— Мне не принимать совсем никаких лекарств? — разочарованно спросил Фред.
— Я могу выписать вам рецепт на бета-блокатор, он обеспечит вам покой. — И на полтона ниже она добавила: — Некоторые коллеги на всякий случай прописали бы вам его пожизненно. Но мой совет: попринимайте таблетки одну неделю, а потом выбросьте всю упаковку. Только не ссылайтесь на меня!
— Я не совсем понял…
— Я ваш фанат, господин Фирнайс. Не каждого помещают здесь в отдельную палату, да будет вам известно. Я думала, после Гёльдерлина и Клопштока в школе я никогда не буду читать поэзию. А ваши стихи я, признаться, люблю. В первую очередь стихи о любви!
— И поэтому я не должен принимать это лекарство.
— Вы еще молодой мужчина…
Фред сел в постели.
— Этого мне уже давно никто не говорил. Сестра! Шампанское для дамы, пожалуйста!
— Серьезно, господин Фирнайс. Бета-блокаторы имеют побочные действия, которые затрагивают эректильную функцию. Было бы жаль, нет?
Фред пожал плечами. В настоящий момент ему было безразлично, однако он все-таки не отважился произнести это вслух.
— Кроме того, вы не больны, — упорствовала докторша.
— Это вы только так говорите!
— Это говорят наши приборы…
— …Но…
— Не надо меня все время перебивать! Я знаю, то, как вы сами себя ощущаете, может отличаться от ограниченной мудрости нашего компьютера. Но тем не менее могу вас успокоить, вы здесь не в какой-нибудь клинике, вы в «Шарите».
— Я безумно горд, — вздохнул Фред.
— Если вы хотите окончательно избавиться от этих нарушений ритма, могу порекомендовать вам, исходя из моего опыта, лишь три возможные терапии: во-первых, психотерапию.
— Исключено.
— Во-вторых: медитацию.
— Это еще хуже. Медитация вгоняет меня в безумие!
— В-третьих, надолго уединиться, удалиться от дел, пожить в полном покое. Погрузиться в тишину. В какой-нибудь горной хижине, например.
Фред резко вскочил, подбежал к окну и театрально развернулся:
— Это заговор! Признайтесь, вы действуете заодно!
Дело с горной хижиной не могло быть случайностью. «Наша хижина свободна. Вы могли бы там творчески уединиться» — или что-то в этом роде совсем недавно говорила ему Сюзанна. Горная хижина, горная хижина, сколько поэтов в тебе пересижено.
— Что вы имеете в виду под заговором, господин Фирнайс?
— Хижину, хижину! Это хижинный заговор!
Фред подошел к шкафу и принялся лихорадочно одеваться.
Тут докторша немного растерялась:
— Я не знаю, о чем вы говорите. Но некоторые навязчивые представления абсолютно спокойно укладываются в рамки картины вашего сердечного нарушения. А вы не хотите еще пообедать?
— Нет, спасибо.
— Ну что ж. Чусс, господин Фирнайс. «До свидания» я уж лучше говорить не буду.
В дверях докторша еще раз обернулась и миролюбиво сказала:
— Моя внучка только что сменила школу. У нее было много страхов перед новой школой, но она мне призналась, как преодолела их: «Бабушка, всякий раз, когда я не знаю, что делать, я говорю с маленькой феей, которая живет у меня в сердце. И получаю ответ».
Фред не прислушивался к ее словам и только посмотрел на докторшу с подозрением — не входит ли в заговор и эта фея?
— Подумайте об этом, господин Фирнайс, — сказала докторша, вышла из палаты и закрыла дверь.
С того момента, как Фред Фирнайс перебрался через Дунай в Пассау, дождь не прекращался. Вода текла по лобовому стеклу бурными ручьями, хотя «дворники» работали вовсю. Правда, теперь Фред мог, по крайней мере, ехать — после того как на автобане А9 настоялся в двадцатипятикилометровой пробке, пока не достиг спасительного поворота в Хофе. Если бы знать, он поехал бы через Геру или Хемниц, неважно, что это дольше, главное — ехать.
Фред ехал медленно, поскольку на дороге стояла вода, а его машина не обладала ни системой ABS, ни эхозаградителем, ни всеми теми штуками, назначения которых он толком и не знал, потому что это его никогда не интересовало. Увлечение техникой и автомобилями он находил постыдным. Во всяком случае, делал вид. На самом деле это было не полной правдой, поскольку собственную машину он по-настоящему любил, древний «Мерседес», бензиновый, с автоматикой, один из тех, что с вертикальной посадкой фар, такой старый.
Фред наслаждался уютным обогревом, теплом, которое окутывало его ноги, и гладкой податливостью кожаных сидений. Когда он увидел увенчанный звездами щит с надписью «Республика Австрия», его не охватило ничего похожего на чувство возвращения на родину. Он любил Австрию, но любил и родину своего выбора — Германию. При этом Фред — как все австрийские дети своего времени — был воспитан в неприятии всего немецкого. Дома всегда вместо «немец» говорили «пифке» — по имени прусского автора бравурных маршей. Немецкое приветствие «чусс» наказывалось домашним арестом. «Пифке» считался крикливым, пошлым и лишенным вкуса, тогда как австриец воспринимал себя обаятельным, стильным и элегантным.
Фред и по сей день не любил говорить «чусс», но при случае употреблял это слово, чтобы не казаться невежливым из-за слишком дистанцированного «до свидания». Некогда табуированные слова — такие как «шорле» [2]— он просто вынужден был использовать, чтобы не умереть от жажды. Со временем австрийские идиомы вполне удачно пополнились многими берлинскими и немецкими оборотами речи. Фред успешно преодолел свое антипифковское воспитание. Во время крупных футбольных турниров он, например, болел за немцев, если австрийцы выбывали.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments