Солдаты армии ТРЭШ - Михаил Лялин Страница 4

– Держись подальше от наркотиков! А то будешь, как я… – с той же непередаваемой иронией к себе и к миру говорил этот живой труп.

Женщину слева от меня стошнило прямо на кафельный пол приемной. И я понял, от чего: от всего вместе – от запаха, от вида гниющих ног с нарывами, похожими на проснувшиеся вулканы, от спокойной интонации констатирования факта медленной смерти, рельефно выпиравшей в речи человека-трупа, и, наконец, от резкого контраста ярко-бурых кровяных потеков и чистого больничного пола.

–…или как он! – закончил нарк и немного отклонился.

Я поначалу не понял, в чем дело, о ком говорит незнакомец-наркоман. Но потом увидел, нет, просто заметил за хиленькой спиной другого наркомана. Он еще меньше был похож на человека. Огромная, напоминающая мыльный пузырь, местами обритая голова – вот и все, что выдавалось из-под одежды этого человека. Он тупо смотрел в противоположную стену с оттопыренной нижней губой, на которой скопился достаточный запас слюны, чтобы солидно сплюнуть. Но скелет, кажется, не понимал и этого.

Тогда незнакомец, очевидно, для иллюстрации своих слов, проделал следующее: сначала достал прозрачной рукой платок и вытер губы у своего собрата по несчастью, а потом ткнул пальцем в его лобную кость… В жопу этот мир!!! На хуя он это сделал!!! Кость или то, что ее замещало, поддались несильному нажатию, и на лбу того чувака, БЛЯ, образовалась, БЛЯ, вмятина, что мой кулак! А затем кожа начала распрямляться, будто эту башку изнутри надувают, как какой-нибудь сраный воздушный шарик! ГОСПОДИ!!!

Тому чуваку, очевидно, это понравилось, и он заулыбался улыбкой дауна. Хорошо, рядом не оказалось той дамы (она пошла приводить себя в порядок), а то весь пол покрылся бы результатами работы ее желудочных кислот. Я лишь шумно сглотнул, полностью охуевший. Господи…

Катя, так звали нашу новую знакомую, и Тесак вывалились от хирурга минут через десять. Все это время я просто охуевал и все глубже погружался в новую волну ступора. Психологического ступора, это, кажется, когда со стороны реципиента перестает поступать адекватная реакция на происходящее вокруг. Говорят, что этим инструментом эффективно пользовались вояки – они обкалывали своих солдат до необходимого состояния и таким образом препятствовали, блокировали пути проникновения боли в мозг. Я слышал, что существуют даже снимки со Второй мировой войны, где запечатлена высадка союзников в Нормандии и где на фотокарточке показан солдат, бегущий в атаку с болтающейся на тонком лоскутке кожи левой рукой. Вот как раз из такого состояния пришлось выводить меня Кате с Тесаком. А когда мы уже покидали приемную, на пороге своего кабинета появился хирург, зазывая следующего. И когда он заметил двух наркош, то так по-доброму, мягко проговорил:

– А, скелетики прибыли! Ну как, еще держитесь, не померли?

22. 11. 02, вагон подземки, спустя полчаса

— Ну как, что доктор сказал?

Мы еле тащились по подземному туннелю в вагоне электропоезда. Тесак успел настолько сблизиться с Катей, что сейчас внаглую ее обнимал и прижимал к себе. И хотя Катя слегка отстранялась, по мимике и по разговору было ясно, что ей это доставляет некоторую долю удовольствия. Вблизи она казалась еще более красивой, чем издали: пухлые губки, чистые, как августовское небо, глаза, длинные черные волосы заплетены в косу, доходящую ей до пояса, и, наконец, аккуратно и ловко сложенное небольшое тело с такой грудью, которая и в тесаковскую-то ладонь с трудом вместится. Мне пришло на ум сравнить эту девушку с пантерой, уставшей от долгой охоты и удовлетворенной ее результатом.

– Так, ничего страшного, – ответила Катя и принялась слишком медленно уворачиваться от поцелуев в шею.

– Да фигня! Небольшой ушиб, и все!

Поезд дернулся, чуть поднабрал ход, и я неосознанно, поддавшись исключительно механическому рефлексу, отвернулся от них и уставился на стекло с надписью «Не п ис о ться». По привычке, я мысленно исправил грамматическую ошибку.

22.11.02, район станции метро «Купчино», 21:20

Дом, в котором жила Катя, оказался двенадцатиэтажной коробкой. Это несколько меня разочаровало. Я думал, что девушка такой красоты должна и жить чуть ли не в отдельном особняке. Но я ошибся. А Тесаку было похуй.

Они поднялись к ней минут сорок назад, и теперь я в одиночестве за столиком в средней руки закусочной изучаю строение постсоветской эпохи. Как в муравейнике, этаж ютится на этаже, бесконечные балконы, заваленные полуистлевшей рухлядью, забитые гнилыми досками, поверх которых болтаются ошметки полиэтиленовой пленки. Унылые, изможденные временем блочные каркасы – вот настоящий символ уходящей эпохи первоначального накопления! БЛЯ!!! Как-то все это не могло совместиться в моем сознании с образом той девушки. Очнись, старик, сказал я себе, это жизнь! А она точно будет пореальнее всяких там грез!

На наручном хронометре Festina стрелки застыли на отметке девять часов двадцать минут. Я подумал, что и мне пора бы завести в скором времени подругу сердца, а то не прельщает перспектива везде болтаться за этой парочкой. Я заказал еще одну чашку крепкого кофе. Несмотря на малый внутренний объем кафешки, напиток этот здесь умели готовить. Неожиданно в голову пробралась мысль, связанная с моим будущим. Я подумал о том, что можно было бы открыть подобное заведеньице у себя в Гатчине. Местное хулиганье хорошо меня знает, приставать не будет. Мама уволится с работы и перейдет к нам помогать в приготовлении пищи. Катя станет разносить еду по столикам, я – принимать заказы, а Тесак – мыть посуду… Пора входить в стадию оседлости и кончать с кочеванием от одной крайности к другой! БЛЯ!!! Ты, чувак, начинаешь рассуждать, прямо как все эти долбаные бизнесмены! Что с тобой? Очнись! Это реальная жизнь!!!

– Эй, чувак, ну ты чего? Никак обосрался!

Тесак стоял возле столика, упираясь головой почти в потолочные балясины, и тряс меня за плечо. Я устало бросил на него взгляд. Счастливое лицо осчастливленного мужчины. Его улыбка напомнила мне судорогу лицевой мышцы, которая произошла с моим отцом после жуткой пьянки. Тогда он примерно так улыбался, только изо рта валила пена и, лежа на полу, его тело тряслось, будто к нему подключили двести двадцать. Хорошая аналогия, подумалось мне.

– Потрахались, теперь можно и в путь? – небрежно бросил я.

Тесак вынужден был по-всякому проглотить эту пилюлю. Во-первых, потому что мы друзья; во-вторых, настоящих друзей никакой женщиной не разольешь. Разве только очень красивой!

– Она заснула… – будто оправдываясь, промямлил Тесак.

«Еще один Прыщ! На хуй мне нужны твои оправдания!»

– Едем ко мне, – я продолжал в такой же манере. – Да, и застегни ширинку – не каждому прохожему приятно, когда ему машут членом.

22–23.11.02, электричка на Гатчину, «хрустальная ночь»

Мы поехали ко мне по двум крайне важным причинам. Во-первых, сидеть у Прыща на хате мы по этическим причинам не могли – слишком долго там тусовались; во-вторых, и это самое главное, к себе домой Тесак ехать пока не мог, лучше как можно дольше отсидеться в это горячее время где-нибудь, чем необоснованно рисковать. Это не правило солдата армии ТРЭШ, это просто жизненное наблюдение.