Вивиана. Наперекор судьбе - Элайн Нексли Страница 38

– Может, вы скажите, что делаете здесь в наряде мальчишки, прости Боже? Это же позор! Где такое видано, чтобы девица надела штаны! Стыд и срам, дочь моя! – посыпались упреки, ругань, поучительные речи. В графстве, отец Бенедикт тоже не раз ругал меня, бранил, но я, склонив голову, покорно кивала и слушала. Возможно, так нужно было поступить и сейчас, но я не выдержала: – Простите, что перебиваю, отец, но довольно этих слов. Я уже не маленькая, чтобы диктовать каждый мой шаг. Я пришла не для того, что бы выслушивать бессмысленные упреки, батюшка! Тем более, что вы уже не служите в Бломфилде и не имеет право меня поучать!

– Не дерзите! И дослушайте: девица, надевшая хоть раз мужской наряд, считается…

– Довольно! Я исповедуюсь и мой, как вы сказали, грех будет прощен Всевышним.

– Вы не хотите слушать моих советов, миледи, а зря. Ваш характер всегда был игривым и дерзким, увы, теперь его переделать не получиться.

– Святой отец, мой характер вас никоем образом не касается. Пропустите в дом, или так и будете на пороге наставления давать? – съязвила я, снимая с головы шапочку, и ровными движениями разглаживая волосы.

– Простите за неучтивость, дочь моя. Конечно, проходите, – старик, неуклюже ковыляя, открыл ветхую дверь, пропуская меня вовнутрь. В нос резко ударил запах смешанных трав, в горле запершило. Внутри домик был, на удивление, уютным. На побеленных стенах висели пучки лечебных трав, множество разных икон и несколько гобеленов. Пахло воском и чернилами. Дом имел небольшой коридор, кухню, одну комнату и лестницу на второй этаж.

– Ребекка! Иди сюда, жена! – послышались тихие шаги бывшей кухарки. По телу пронеслось тепло, когда пухленькая, низенькая женщина с седыми, мягкими волосами показалась на пороге кухни. Ребекка всегда была хорошенькой, с приятными чертами лица и звонким голосом. Годы, разумеется, взяли свое, и от хрупкой фигуры француженки не осталось и следа. Но зато серые, как октябрьское небо, глаза, горели радостным огнем, румянец украшал пухлые щеки.

– Что случилось, Бенедикт? – женщина простодушно вытерла руки о засаленный фартук и поправила чепчик: – Пресвятая Дева… Глазам своим не верю… Вивиана?

– Да, тетушка Ребекка, это я, – пыхтя, женщина радостно обняла меня, смахивая с глаз слезы: – Девочка моя, а я думала, что уже и не увижу прекрасную Вив. Ты стала настоящей девушкой, цветущей, как роза. Когда я уезжала из замка, ты была еще ребенком, веселым и озорным. Прошло ведь всего несколько лет, а ты в девицу превратилась. Помолвлена уже с кем-то?

Я неловко опустила голову: – Мне еще не исполнилось и четырнадцати лет, замужество пока подождет. Тетя Ребекка, мне нужна твоя помощь, – глаза кухарки округлились. Простодушно улыбнувшись, она усадила меня на лавку и ласково спросила: – Чем я, обычная крестьянка, могу помочь самой миледи? Бенедикт, рыба готова? Иди, принеси несколько рыбешек. Я уже приготовила завтрак, но он достаточно скуден для дочери графа. А твои блюда будут кстати. Не забудь и поросенка прихватить, – когда священник скрылся из виду, я удивленно уставилась на женщину: – Я вижу, святой отец больше не обижает тебя, выслушивает приказания, не грубит. Что же изменилось? Ведь ты всегда была незаметной мышкой для него.

– Три месяца назад у Бенедикта стала ужасно болеть сердце. Все думали, что пришел его смертный час. Не помогали ни травы, ни лекарства. И, однажды, мужу приснился сон, в котором сам Господь сказал: «Ты будешь жить, если к супруге своей по – человеческому станешь относиться». С тех пор, Бенедикт и пальцем меня не тронул. Разумеется, бывает, когда он, на правах хозяина семьи, бранит меня, голос повышает, но это сладкий мед по – сравнению с тем, что было раньше. И знаешь, эти три месяца самые счастливые в моей серой жизни. Ну, хватит обо мне. Ты лучше расскажи, как оказалась здесь, еще и в мужской одежде?

– До тебя доходили слухи об убийствах во дворце?

– О трагической смерти Каримни дел Фагасона знает вся Англия. Но, почему… об убийствах? Разве пострадал кто-то еще?

Я молчала, вспоминая слова Шекены. Она сказала никому не говорить про Беренгарию до утра. Но ведь уже рассвет, а во дворце было тихо. И похоронная процессия… Все это очень странно. Я вздохнула, понимая, что сейчас должна думать только о том, как побыстрее добраться до Оксфорда и получить правду из уст графа.

– Сегодня ночью перестало биться сердце еще одной испанской вдовы– фрейлины. А именно, Беренгарии Навваро. Женщину затоптала таинственная лошадь. Пока об этом знает очень мало людей, но, увы, печальных фактов это не меняет. Все улики указывают на человека, жившего в Оксфорде. Я должна немедленно отправляться туда. А пришла я, чтобы просить кобылу. Так вышло, что из королевской конюшни мне не удалось забрать коня. Прошу, помоги, тетушка Ребекка, – шепча молитвы, бывшая кухарка положила ладони на серебряный крестик, висевший на шее: – Господи Всемогущий, что же это такое? Второе убийство за несколько дней. Сколько будет еще жертв? Кто следующий? – Ребекка порылась в кармане юбки, и достала какой-то потертый, треснутый амулет: – Вот, возьми, девочка моя. Это талисман, который, по легенде, был на шее Пресвятой Девы. Говорят, она никогда с ним не расставалась, а когда возносилась на Небеса, отдала его смертной женщине. С тех пор, этот амулет оберегает и защищает от бед и страданий. Пусть сей талисман и тебя хранит, дитя мое.

– Спасибо, тетя, – влажные губы Ребекки скользнули по моему лбу, а старческие руки вложили в ладони оберег. Я почувствовала, как слезы закипают в глазах. Эта добрая женщина всегда была мне, как мать и я только сейчас поняла, как мне ее не хватало все эти годы. Да, я доверяла Амелии, могла считать ее своей подругой и наставницей, но пропасть, возникшая между нами, теперь горела огнем. Мне хватало лишь бросить взгляд на гувернантку, как сердце бешено начинало стучать. Возможно, это из-за того, что именно няня рассказала мне тайну рождения. А с женой священника были связаны самые лучшие и невинные воспоминания: я, маленькая девочка, бегу босыми ногами по лугам, собирая цветы, а Ребекка, недовольно ворча, зовет домой, потом усаживает на колени, рассказывает сказки, тайком водит к речке. Я прибегаю на кухню, беру душистые пироги, смеюсь, играя с поварятами, после брани родителей рыдаю на груди у Ребекки, она успокаивает, смешит… Это было потайным и самым ценным кладом, сокрытым у меня в душе. Только с кухаркой я могла смеяться, не опасаясь, что капеллан будет бранить, шутила, не слушая упреков родителей.

– Тетя, мне так тебя не хватает. Может, ты вернешься, станешь моей наставницей, а я буду, как и раньше, все тебе рассказывать? Вечерами мы будем гулять, сбегая из дворца, собирать полевые цветы. Возвращайся, пожалуйста.

Бывшая кухарка печально улыбнулась, обнажив пожелтевшие зубы: – Это невозможно, девочка моя. Начинается закат моей жизни, и я хочу провести его спокойствии и мире. Придворная суета не для меня. Виви, ты стала девушкой, но ты должна стать взрослым человеком. Держи все свои секреты и тайны в душе, никому о них не говори. Ибо даже самый преданный человек продаст за хорошее вознаграждение. Будь умницей, доченька.