Линия красоты - Алан Холлингхерст Страница 32

— Если придет Морден Липскомб, мне придется сидеть за столом в плаще. От этого типа у меня кровь стынет в жилах.

— Морден — важный человек, к нему прислушивается президент, — уточнил Джеральд.

— А Ника, конечно, пригласили для круглого счета? — не отставала Кэтрин.

Ник опустил глаза.

— Девочка моя, — возопил Джеральд, — при чем тут круглый счет? Ник приглашен на ужин, потому что он… он — почти член семьи!

Кэтрин покосилась на Ника насмешливо и чуть презрительно — так смотрит enfant terrible на маминого любимчика.

— Да-да, конечно. Он у нас идеальный маленький придворный, правда?

— Елена, убери один прибор, — вздохнула Рэйчел. — Кэтрин с нами ужинать не будет.

Елена исчезла в столовой, но мгновение спустя появилась снова.

— Миз Фед, стало тринадцать!

— Ну вот… — проговорила Рэйчел и, словно извиняясь, пожала плечами.

— Что ж, надеюсь, трискаидекафобов среди нас нет? — бодро поинтересовался Джеральд.

Названия фобий в семье были хорошо известны, поскольку Кэтрин в разное время страдала айхмо-, дромо-, кено- и нюктофобией, не говоря уж о десятке других, более известных. Но Елена этих названий не понимала и теперь стояла в растерянности, закусив губу.

— Видишь, придется тебе остаться. — И Бэджер неуклюже потянулся к Кэтрин. — Ну взгляни, какой прекрасный олень!

— А по-моему, напоминает сцену ампутации в полевом госпитале, — отчеканила Кэтрин. И бросила на Ника короткий предупреждающий взгляд, значение которого он понял не сразу, — возможно, присутствовать при разделке оленя не позволяла ей айхмофобия, боязнь острых предметов. Родные знали, что в прошлом у нее были проблемы, однако они давно не возобновлялись, и семья была счастлива о них забыть. О том, что до сих пор значат для Кэтрин кухонные ножи, не подозревал никто, кроме Ника.

— Если я испорчу вам вечер, — сказал он, — то я, конечно, не настаиваю…

Праздники у Федденов Ник обожал, но понимал, что сегодня будет не слишком интересным собеседником — скорее, просидит весь вечер молча, глядя в пространство и загадочно улыбаясь. Слишком живы, слишком реальны были в его сознании счастливые воспоминания о Лео.

— Нет-нет! — нетерпеливо дернув головой, проговорила Рэйчел.

— Елена, рискнем! — объявил Джеральд. — Si… va bene… Хорошо, Ник, придется тебе быть тринадцатым.

Елена удалилась в буфетную: на лице ее застыла унылая покорность, которой, кажется, никто в доме, кроме Ника, не замечал — или не обращал внимания.

— В самом деле, мы же не в Калабрии, и на дворе не двенадцатый век!

В этот момент зазвонил телефон на стене, и Джеральд снял трубку.

— Федден! — Этот резкий, отрывистый стиль ответов по телефону он усвоил совсем недавно. — Да… Здравствуйте… Что?.. Да-да, здесь… Да, пожалуйста… Это тебя, — пояснил он, передавая трубку Нику. — Лео.

Ник порозовел, на миг вообразив, что его мысли слышны всем присутствующим. Ему показалось, что в кухне вдруг воцарилась тишина, а Джеральд смерил его суровым и недовольным взглядом — хотя, скорее всего, во взгляде Джеральда ничего такого не было, просто телефонный звонок прервал его на середине мысли.

— Ну, если это Лео, его теперь от телефона не оторвешь! — громко объявила Кэтрин.

А Рэйчел сочувственно кивнула и сказала:

— В самом деле, почему бы тебе не взять трубку в кабинете?

Джеральд снова взглянул на Ника, на сей раз с несомненным неудовольствием, словно говоря: «Черт побери, когда я пустил к себе в дом голубого, мне и в голову не приходило, что ему будут звонить любовники!» Но затем, смягчившись, предложил:

— В самом деле, в кабинете удобнее. Никто не будет тебе мешать.

— А это что за горячая линия такая? — поинтересовался Бэджер, поводя носом в предчувствии скандала.

Но Ник уже бежал вниз, в холл. На бегу его поразила мысль, что Рэйчел все знает и, кажется, на его стороне. Что до Джеральда — он, в сущности, не обращал внимания на то, что творится вокруг, люди для него были лишь винтиками в социальном механизме, и за его знаменитым гостеприимством парадоксально скрывался недостаток способности к общению, — все это промелькнуло в голове у Ника в один миг, когда он открывал дверь в кабинет. И до чего же прекрасно было болтать с Лео, слушать его голос, обмениваться с ним интимными шутками здесь, в единственной в доме комнате, отражающей вкус (точнее, безвкусие) Джеральда, среди зеленых кожаных кресел, латунных ламп и прочей меблировки, буквально кричащей о том, что ее обладатель — мужчина во всех смыслах слова.

— Ну что ж, — проговорил Лео, — по-моему, забавно у нас получилось. Да-да, забавно.

В своей обычной полуласковой, полунасмешливой манере он использовал излюбленное словцо Ника.

— Милый, тебе понравилось? — спросил Ник.

— Если ты заметил, я не возражал, — ответил Лео.

Ник просиял:

— Ну… я подумал, может быть ты просто терпишь из вежливости…

— О, терпение мне понадобилось потом. Когда я на мотоцикл уселся.

Ник оглянулся на приоткрытую дверь.

— Я не слишком тебя… утомил? — спросил он вполголоса, снова наслаждаясь драгоценной свободой: не нужно подбирать слова, не нужно обходить острые углы, все, что он скажет, на другом конце провода выслушают с радостью и любовью.

— Да ты просто негодный мальчишка! — отозвался Лео.

— М-м, ты все время так говоришь.

— А чем ты сейчас занят?

— Ну… — начал Ник.

Лео позвонил ему впервые. Это было очень, очень приятно, но Ник пока не понял, чего он хочет. А в следующий миг его поразила мысль, что, возможно, Лео звонит без всякой цели, просто ради удовольствия поговорить с любимым — как любовью они занимаются ради самого удовольствия любить.

— Сижу за столом Джеральда, — сообщил он. — И видел бы ты, как у меня стоит!

Наступило краткое молчание, затем Лео прошипел в трубку:

— Прекрати, не заводи меня! Моя старушка рядом!

В комнате было уже темновато, и Ник дернул за шнур настольной лампы. На столе у себя Джеральд, словно верный двоеженец, хранил фотографии Рэйчел и премьер-министра, обе в серебряных рамках. В выдвинутом ящике стола виднелась записная книжка, распахнутая на записи: «Барвик: Мэннинг (агент) — жена Вероника — НЕ Дженет (жена Паркера)». В самом деле, неловко выйдет, если Джеральд непринужденно поинтересуется у Паркера, как поживает Вероника, а у Мэннинга — как здоровье Дженет. Дженет Паркер Ник, разумеется, знал: она работала в «Рэкхеме» и играла в барвикском самодеятельном театре.

— А вечером что будешь делать? — продолжал расспросы Лео.

— У нас тут намечается большой прием, — ответил Ник.