Молчание - Сюсаку Эндо Страница 30

Время шло, а заключенные все еще выбирали землю из глубоких, уже в человеческий рост, ям. Внезапно один из них рухнул навзничь: от жары он лишился чувств. Стражи злобно пинали его, но он даже не шевельнулся. Жоан с товарищами подняли его и отнесли в тюрьму.

Спустя некоторое время караульные прибежали за Родригесом. Пострадавшему сделалось хуже, и христиане требовали духовника. Священник помчался к узникам. В полумраке у серого, неподвижного, как изваяние, тела стояли Жоан, Моника и все остальные.

- На-ка, попей! - Моника поднесла ко рту больного - выщербленную чашку, но вода пролилась мимо рта, лишь едва смочив губы. - Ох, как мается! Бедняга... - вздохнула она.

К ночи дыхание больного стало прерывистым. Тяжкий труд окончательно истощил угасавшие силы: просяные клецки - скудная пища. Священник преклонил колени и приготовился соборовать умирающего. Но не успел он сотворить крестное знамение, как больной глубоко вздохнул - и умер.

Стражники приказали сжечь труп, но Родригес и христиане решительно воспротивились: это не по-христиански, тело должно быть предано земле - и на другое утро усопшего похоронили в рощице за тюрьмой.

- Счастливчик Хисагоро, - с завистью пробормотал кто-то. - Отмучился... Спит себе вечным сном...

Остальные смотрели перед собой пустыми глазами.

* * *

Время за полдень. Задрожал раскаленный воздух, заструился маревом - и вдруг хлынул ливень. Капли уныло барабанили по деревянной крыше темницы, шелестели в листве деревьев, под которыми погребли тело покойного. Обняв колени, Родригес предавался раздумьям. Сколь долго Иноуэ будет угодно смотреть сквозь пальцы на его спокойное существование? Конечно, тюремная жизнь не мед, однако при молчаливом потворстве стражей верующие распевают псалмы, а священник навещает паству, ведет дневник - надо только не возмущать спокойствия. Родригес недоумевал, почему власти дозволяют все это.

В воротах тюрьмы появился какой-то странник в соломенной накидке. Плащ мешал разглядеть его хорошенько, однако было ясно и так, что это чужой. Похоже, он что-то клянчил у караульных, но те и слушать его не желали, грозными криками гнали прочь.

- Убирайся отсюда! Палки захотел?

Стражник замахнулся дубинкой, и бродяга, словно бездомный пес, метнулся было к воротам, но вдруг передумал и остался стоять на дворе под дождем.

Вечером отец Родригес взглянул в окошко: человек в раскисшей соломенной накидке все еще мок под ливнем. Стражники, как видно, махнув на него рукой, даже не показывались из караульной.

Незнакомец вдруг повернулся, и Родригес увидел его глаза. То был Китидзиро. Китидзиро переменился в лице и инстинктивно попятился.

- Падре! - жалобно взвыл он. - Падре! Выслушайте меня! Я хочу исповедаться, падре!

Священник повернулся спиной к окну и попытался отвлечься от звуков этого голоса. Он не забыл вкуса вяленой рыбы и нестерпимую, жгучую жажду. Как ни старался Родригес простить Китидзиро, вытравить из сердца гнев и ненависть он был не в силах.

- Падре, падре! - хныкал Китидзиро, словно ребенок, просящий прощение у матери. - Падре, да, я обманывал вас, падре, выслушайте же меня! Вы презирали меня... И я возненавидел вас и всех, кто был с вами. Да, я топтал Святой образ. Мокити и Итидзо сильные. А я слабый, я не могу быть таким же сильным...

Стражники, потеряв терпение, выскочили из караульной, с палками. Китидзиро пустился наутек.

- Но я не виноват! - продолжал он вопить на бегу. - Знаете, как у меня болела нога? Я чуть не умер от боли! Господь создал меня слабым, отчего же он спрашивает с меня, как с сильных?! Разве это справедливо?!

Вопли то обрывались, то доносились снова, перемежаясь рыданиями.

- Падре, ну как же мне быть ничтожной букашке? Падре, я донес не из-за денег, мне пригрозили...

- Прочь! - рявкнул стражник, высунув голову из караульной. - Дождешься ты у меня!

- Падре! Выслушайте меня! Я поступил дурно. Мне никогда не смыть с себя грех. Эй, стража! Я - христианин! Хватайте меня! Бросьте меня в тюрьму!

Священник, закрыв глаза, стал читать «Credo». Он испытывал тихую радость - оттого, что мог отвернуться от мокнущего во дворе Китидзиро. Иисус молился - но ведь Иуда все-таки удавился; да и молился ли Иисус об Иуде? В Писании не говорится об этом. Но даже будь это написано там черным по белому, все равно у Родригеса недостало бы великодушия. Можно ли верить этому человеку? Он умоляет о снисхождении, но, может быть, это всего лишь минутный порыв?

Стенания Китидзиро становились все глуше и глуше - и наконец совсем прекратились. Родригес выглянул в окно: разъяренные стражи тычками гнали Китидзиро в тюрьму.

К ночи дождь перестал. Священнику принесли еду - просяную лепешку и кусочек соленой рыбы, протухшей и несъедобной. Из тюрьмы донеслись голоса верующих, возносящих молитву. С разрешения стражников отец Родригес отправился к ним.

Китидзиро сидел отдельно от всех, забившись в угол: христиане явно сторонились его.

- Не доверяйте ему, падре, - зашептали они. - Чиновники часто используют отступников. Может, и этого подсадили нарочно...

Чиновники и в самом деле нередко прибегали к услугам шпионов-отступников, подсылая их в христианские общины - выудить сведения и склонить верующих к отступничеству. Кто поручился бы, что и Китидзиро не подкуплен? И хотя никто не знал этого наверняка, Родригес не находил в себе мужества снова поверить предателю.

- Падре, - заскулил во мраке Китидзиро, завидев священника, - дозвольте покаяться! Я хочу снова стать христианином...

Узники захихикали.

- Ну и сказал!.. Вот заливает! Да не верьте ему, падре. Ты зачем явился сюда? - напустились они на Китидзиро.

Но у отца Родригеса не было выбора: он не имел права отказать в милосердии. Если грешник желал исповедоваться, он обязан был выслушать, хотел он того или нет. Простерев над Китидзиро руку, он покорно пробормотал надлежащую молитву и подставил ухо. На него пахнуло вонью гниющих зубов, и даже во тьме он отчетливо разглядел хитрые бегающие глазки Китидзиро

- Выслушайте меня, падре, - громко, так, чтобы слышали остальные, заныл Китидзиро. - Да, я отступник. Но как знать, родись я немного раньше, может, и я стал бы праведником и угодил прямо в рай. Тогда никто не посмел бы меня презирать. А все оттого, что я не вовремя появился на свет. Ох я несчастный!..

- Я не верю тебе, - прошептал отец Родригес, превозмогая тошноту. - Я отпускаю тебе грехи, но это не значит, что я поверил тебе. Мне непонятно, зачем ты здесь.

Китидзиро протяжно вздохнул и заерзал, подыскивая ответ. До Родригеса донесся тяжкий дух немытого тела. Неужели Христос возлюбил и таких, ничтожнейших и смердящих? В злодее есть мощь, есть мрачная красота. Но Китидзиро не заслуживал даже зваться злодеем. Он был гнусен, как и лохмотья, прикрывавшие его тело. Подавив отвращение, священник пробормотал молитву и, сказав сакраментальную фразу «Ступай с миром», поспешил к христианам - подальше от мерзостной вони.