Цвета расставаний - Бернхард Шлинк Страница 30

Но родители не хотели терять их из виду. Они могут кувыркаться в дюнах и в воде, они могут отыскать место на пляже, чтобы играть в «Братец, не сердись» ^[17], но – только в пределах видимости. В один из первых дней они после обеда убежали, их долго не было, и родители беспокоились.

Наверху в дюнах мальчик нашел яму, из которой они видели родителей и в которой родители могли видеть их, во всяком случае сидящих прямо. Яма защищала от ветра. То, что там не было тени, для обеих девочек и мальчика не имело значения; за эти дни они стали невосприимчивы к солнечным ожогам. Родители после некоторых колебаний поняли, что дети хотят иметь свое место, и согласились на яму.

4

Они до изнеможения бегали и катались по дюнам и играли в пятнашки в воде. И теперь они впервые в середине дня забрались в свою яму. Они лежали напротив друг друга, мальчик на одном скате ямы, девочки – на другом, одна лежала на спине, другая – на животе, его ноги были между ногами девочек. Мальчик устал, и ему было приятно ощущать, как солнечное тепло проникает в его тело и наполняет его. Он не хотел шевелиться, но в нем что-то шевелилось, куда-то стремилось, к чему-то тянулось, он не знал куда и к чему, но это имело отношение к девочкам. Ему казалось, что он чувствует их ноги возле своих.

– А ты это уже делал? – спросила девочка, лежавшая на спине, она приподнялась и оперлась на локоть. Моника? Или Биргит? Он не мог отличить двойняшек одну от другой.

– Что?

– Целовался?

Он покраснел:

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать – по-настоящему.

Ее сестра перевернулась с живота на спину и села:

– Не делай вид, что ты знаешь, как целуются по-настоящему.

– С языком. Оба раскрывают рты и высовывают языки.

Ее сестра засмеялась, раскрыла рот и высунула язык.

– Так?

– Одна ты не можешь целоваться. Все эти вещи делают, когда ты не одна. – Она повернулась к мальчику. – А ты девочку уже видел?

Он все еще был красным.

– Девочку… Ну конечно, я…

– Я снова хочу сказать – по-настоящему. Видел и трогал?

Мальчик в замешательстве переводил взгляд с одной на другую.

– Позволим ему?

– Если и он нам позволит.

Они не ждали, пообещает ли он и им тоже позволить. Они стащили купальники с плеч на бедра, вызывающе посмотрели одна на другую, вытянулись и спустили купальники ниже колен. Мальчик сначала следовал глазами за купальниками, от плеч к коленям, и задержался на мокрых спутанных комках. Потом он поднял глаза: он хотел увидеть груди девочек, и хотя он не был уверен, есть ли в самом деле там маленькие груди или вовсе и нет, но он был как зачарованный и поднял руку. Девочки захихикали и раздвинули ноги. Мальчик увидел белый треугольник между загорелыми ногами, щель, в которой что-то круглилось, и вспомнил, что несколько лет назад видел так свою сестру, но тогда это его не затронуло. А теперь это зрелище возбуждало его, оно было запрещенное, таинственное, волшебное, оно отталкивало и обещало, оно манило его, хотя он и не знал – к чему. Он опустил руку и хотел потрогать треугольник одной из девочек, но остановился.

– Теперь ты!

Он спустил плавки ниже колен, раздвинул ноги и показал свой срам. Одна из девочек взяла его за член и немножко потянула, вторая сделала то же. Он сдвинул ноги. Когда он хотел снова надеть плавки, одна из девочек сказала:

– Вот так и он лежал на твоей матери. Голый и с плавками ниже колен.

– Что? – Он не понял.

– Этот мужчина. Когда мы убежали в дюны. Они лежали вместе, он на ней, и стонали.

Он замотал головой. Он мотал головой и не мог остановиться. Он встал, мотая головой, натянул плавки, сбежал вниз по дюне и убежал оттуда.

5

Он побежал не к лежаку, а в другую сторону, там был уже дикий пляж, валялся пляжный мусор и какая-то группа подпевала молодежному шлягеру, несущемуся из туристского приемника. Он продолжал бежать до тех пор, пока уже не было слышно шлягера. Он сел на песок.

Ему не было стыдно, когда он и девочки оголились. Теперь ему было стыдно. За себя, и за девочек, и за мать, и за мужчину. То, что они делали, все они, показалось ему фальшивым, грязным, отталкивающим.

Мужчина. Тот мужчина, которого он видел за завтраком и не хотел видеть на корабле? Мужчина с серьезным взглядом, у которого щеки и подбородок все больше серели? Мужчина, который все поглядывал на его мать? Кто же еще. На острове мальчик его не встречал. Где он живет? В том же отеле? Они встречаются с матерью, когда он засыпает? Может быть, они и сейчас вместе в дюнах? Его мать голая, как только что обе девочки, и мужчина голый, как только что он?

Он не хотел представлять себе это, не хотел представлять себе мужчину и больше всего не хотел представлять себе мать. Он никогда не заходил случайно в спальню своих родителей, никогда не видел отца, лежащего на матери, никогда не слышал их стонов. Он не хотел этого и сейчас. Но он знал, что между его родителями это было правильно, а между его матерью и этим мужчиной – нет. Почему она это сделала? Может ли он у нее спросить? Может ли он рассказать ей об этих девочках и о себе? И если он ее не спросит и ей не расскажет – сможет ли он тогда вообще с ней разговаривать?

Пора было возвращаться к лежаку; часов у него не было, но он чувствовал, когда уже подходило к четырем. Он поднялся и пошел – медленно, нерешительно, то по воде, то по песку, снова и снова останавливаясь рассмотреть какую-нибудь раковину, или необычный обкатанный камешек, или медузу, или что-нибудь еще, до чего на самом деле ему не было никакого дела. Он хотел обдумать свою встречу с матерью, но не знал, как это делается, с чего начинать обдумывание, каким образом продвигаться, как дойти до цели. А что сделает мать, если он… У него не получалось это представить.

Он прошел мимо песочного замка, над которым трудился один отец, без дочерей.

– Ты чего же это убежал?

– Я… Мне надо было. И еще я хотел узнать, что там, дальше.

– Биргит и Моника все еще наверху. – Отец кивнул в сторону ямы.

– А вы их можете отличить одну от другой?

– Моника, когда ей было три года, упала, и у нее такой маленький шрамик на шее. Вот тут. – Отец притронулся к своей шее под левым ухом.

Мальчик не хотел, чтобы девчонки считали, что он просто сбежал. Но и краснеть снова он тоже не хотел.

– Ну, я еще приду потом.

6

Он увидел мать издалека. Она шла ему навстречу легкой свободной походкой, веселая, улыбающаяся, очки от солнца в каштановых волосах, поверх темно-красного купальника открытая белая блузка и белые шорты.