Продолжение следует - Наталья Арбузова Страница 26

Проводив батюшку, некоторое время помолчали. «Это вам не Лермонтова читать», - сказал Игорь в сторону Бориса и Фаруха с некоторой укоризною. Затем, покопавшись в памяти, добавил: «…его же царствию не будет конца. Не слабо, правда? а вы говорите – метеорит, метеорит. Маловеры». Степановна светилась от счастья. Света нерешительно спросила, какие такие грехи ей придется оставить. Все разошлись во мнениях. Не красть у снохи еды для товарищей? не выпить с ними? не пожалеть Серегу? Всё выходило неладно. Условились уповать на милость божию. Не согрешишь – не покаешься. Не покаешься – не спасешься. В подвальную яму капало-поддакивало: так! так!

Отец Александр сидел у Виктории, пил чай с тирольским пирогом и давал своей духовной дочери советы весьма странного свойства. Суть их сводилась к следующему: клин клином вышибают. Надо поставить крест на Игоре и заново сдать комнату одинокому мужчине, нуждающемуся в заботе и попечении. Виктория поняла указания своего духовника буквально. Ее нового постояльца звали для разнообразия Олегом. Что-то вроде приказчика в расположенном неподалеку мебельном магазине. На Игоря похож как гвоздь на панихиду, или как свинья на апельсин. Осторожный взгляд, напряженные движенья. Во всей повадке читалось: как бы не кинули. Навстречу ухаживаньям Виктории шел туго. Кто ее знает, эту сдобную дамочку. Пришлось отцу Александру сыграть роль сводника – похоже, не впервой. Он явился по наводке Виктории в первый же Олегов выходной. Пока Виктория собирала угощенье для якобы невзначай наведавшегося гостя, батюшка в коридоре столкнулся носом к носу с Олегом, разговорил его и незаметно развеял опасенья. Заодно оставил Олегу свой сотовый номер: если выйдет какое неудовольствие, он поговорит с духовной дочерью. После визита батюшки пошло как по маслу – даром что пост. Продавали вербу на ходу, и возносился крест всесвятской церкви превыше наглых новостроек. Я пару дней назад глянула из окна вагона уже тронувшегося поезда – за холмом сиял приземистый золотой купол, такой огромадный, аж сердце зашлось. Посмотрела в расписанье – проехали Новочеркасск, оплот белого движенья. Родной был храм, мне и сверкнул.

Блеснуло и Олегу – прошло мимо закоснелой в повседневности души. Непонятно что. Эта пергидрольная блондинка – ну ее к лешему. Вторая волна кризиса, мебель ни фига не продается – плевать с высокого дерева. Квартиры нет и не будет, при нонешних-то ценах, а ему хоть бы хны. Как хотите, только отец Александр между строк заказной похвалы Виктории что-то не то внушил Олегу. Он и сам-то переменился, отец Александр. Короче, Олег батюшке позвонил. Что сказать? нечего. Это я, Олег, Викин квартирант. Нет, всё в шоколаде. Просто хотел поговорить. (А может, и повидаться.) И ничтоже сумняшеся отец Александр назначил Олегу свиданье в подвале.

Олег шел как новенький – сам себя не узнавал. Ну уж эти попы… умеют, блин. Все они экстрасенсы. Мне бы так с покупателем… говоришь про одно – впариваешь другое. Тут зазвонила церковь. Мелочные мысли оставили Олега, он неловко перекрестился. Ангел, подглядывавший из облачка, возликовал, вострубил в золотую трубу. За звоном Олег не услышал и за сияньем креста не заметил. Шел, отражаясь в лужах, к Фаруху в тесный подвал.

Сидели точно семечки в огурце. Сколько же радости впереди! Пасха – раз, четыре крещенья (Олега, считай, уже огласили). Венчанье Юрия с Машей на красную горку – отец Александр же и повенчает, честью и славою. Вон и Зина пришла, благодарная санитарка. Общее настроенье нелюбви к Виктории сообщилось и Олегу, довольно слабовольному, несмотря на тяжелую боксерскую челюсть. Любая компания ищет козла отпущенья, тут уж ничего не поделаешь. У отца Александра у самого рыльце было в пушку: одной рукою он брал деньги богатой прихожанки, другой же уводил из-под ее носа ейных квартирантов (читай любовников). Одним словом, Олег начал проситься в подвал. Все сочли – неуместно. После долгих препирательств Олега забрала к себе милосердная самаритянка Зина. Дивны дела твои, господи. Не иначе, чернокнижник Борис проклял Викторию страшным иудейским проклятьем. Хотя за что – непонятно. Весьма обычная дамочка, наблюдающая свою выгоду. Ловящая рыбку в мутной постперестроечной воде и пытающаяся ее спокойно съесть. Не удается.

Пасха пришла в свой срок. Ясная, погожая, как ей и полагается. Вернулись от заутрени – Борис с Фарухом уж накрыли стол. Вдовый отец Александр (единственный сын коего давно переселился в Америку) разговлялся со всей честной компанией. Потом спешно уехал служить обедню – на дырявом троллейбусе, прочно занявшем место в нашей истории и не желающем его уступать. Солнце заглянуло в подвал отсветами чужих окон. Борис с безупречно подстриженной бородой читал вслух Пастернака, как всегда не глядя в обожженную книгу, но держа ее перед собой для убедительности: «И вдруг навстречу крестный ход выходит с плащаницей, и две березы у ворот должны посторониться». Сколько у него было слушателей? все, кроме отсутствующего отца Александра. Давайте считать: Фарух, Серега, Игорь, Олег, Юра, Ленин-Леонид, Чапаев-Павел, Светлана-Фетинья, Маша, Зина и Степановна. Итого одиннадцать, сам двенадцатый. Когда ж вернулся (не надо говорить, какой троллейбус оседлавши) отец Александр, получилось нечто вроде тайной вечери. Конечно, на леонардовского Иуду больше всех смахивал Борис, но никто не заметил. Стол же был им убран искусно-любовно. Святить куличи ходила Степановна со Светой на подхвате – без очереди, по блату. Бумажные цветочки воткнула Маша. Олег привез на своей машине (она была много лучше Игоревой) такую прорву вкусной еды, что хватило на всю святую неделю. Заметьте – у союза тринадцати теперь водились деньги. И две машины, примите во вниманье. Так что в следующий выходной на дачу к Степановне поехали все, кроме отца Александра и Юры с Машей. Ставши вдруг равнодушен к выручке, Олег уступил дежурство в самый бойкий торговый день второму приказчику. Игорь заранее отработал две ночи подряд. Юра с Машей убирали праздничный мусор (всё больше яичную скорлупу) на всех трех участках: Фаруха, Сереги, Бориса. Отец Александр служил по чину – тут уж отдай не греши.

Дорога к Степановне всё становится краше. Дурак сын отца Александра, променявший весенний розовый лес на аризонскую сушь. Замостить шоссе не проблема – уже замостили. Всех бы и было наших забот, что о пустом российском просторе. Расступился лес, разлилась река, и гудёт зеленый шум что пасхальный звон. Дорога свободна. Едут играючи, сигналят друг другу, будто свадьба катит. А что, скоро и свадьба. Юрку будем женить, которого Игорь с того света вытащил. Господи, как Борису весело на родине. Не исторической – названной. С чего начинается родина? с колбасного бутерброда. Не поделись тогда на троллейбусной остановке с Борисом четверо алкашей, ничего бы не было. Теперь делим горе и радость. Впрочем – и горя мало. А радости полные сети. Знай выбирай – идет косяком. Чего стоят одни синенькие пролески, вылезшие у Степановны по всему участку. А через две недели поехали – уже и барвинки цвели – умильные сиреневые крестики на жесткой, глянцевитой, по виду как у брусники листве. Украинский песенный цветок, любимец национальный. Зелененький барвiночку, стелися низенько, а ты милый, чорнобривый, присунься близенько. Или же: несе Галя воду, коромисло гнеться, а за ней Иванко як барвiнок вьеться.

Купель была за перегородкой. Отец Александр спрашивал грозно: отрекаешься ли сатаны? Все принимающие крещенье струхнули, кроме разве Олега – он поджал губы и ответил сухо: отрекаюсь. Подумал строптиво: а я к нему и не прирекался. Но батюшке видней. Корысть – дело сатанинское. А кто лопает всякий день привозимую Олегом в огромных количествах нарезку? отец Александр в первую голову, дай бог на доброе здоровье. Без Олеговой торговой корысти в подвале бы гроша ломаного не водилось. Леонид, Павел и Фетинья до сих пор без работы. На их рожи кто посмотрит – ни в какую не возьмет. Им от водки отрекаться надо, а не от сатаны. Батюшка строго взглянул на Олега – тот вернулся мыслями к святости обряда. Непонятно, как Олег, столь подверженный влияниям, у новых русских работающий, умудрился до сего дня не креститься.