Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника - Матвей Ганапольский Страница 26

Я мстительно улыбаюсь. Пусть кричит!

Пока я тру орехи, миллиардером Прохоровым я не стану.

Она забыла, что баклажаны и большой бизнес несовместимы. Поэтому все, что жене осталось, – это красивые сайты и выкрики.

– Они действительно охренели, – говорит теща, аккуратно разрезая баклажан. – Гудаури, а цена как в Куршевеле!

– При чем тут Гудаури?

Отвечаю я намеренно коротко.

Главное, чтобы теща не вовлекла меня в разговор.

Хватит того, что звезда российской журналистики позорно трет орехи.

Я не могу быть унижен дважды.

– Она смотрит не Куршевель, а Гудаури, – разъясняет теща. – Она хочет, чтобы ты покатался на лыжах, но не обрушил семью. Но грузины уже стали французами. Та же небритость, та же любовь к вину и те же цены. Так в Грузии реализуются идеи единой Европы!..

Мы с тещей на кухне.

Сбоку, как всегда, бормочут два телевизора: на одном – грузинское телевидение, на втором – российский Первый канал. На грузинском экране какой-то политик, закатывая глаза, что-то радостно объявляет.

– Грузины амнистируют заключенных, – замечает теща. – Из-за выборов. Настоящее торжество гуманизма.

– А у нас сидит Ходорковский, – не выдерживаю я.

– Тоже мне, узник Азкабана! – хмыкает теща.

– Из-за таких, как вы, и гибнет демократия, – отрезаю я. – Вы, как и большинство народа, даже не знаете, почему он сидит.

– Потому что еврей и тюрьма – это всегда гармонично! – с иронией замечает теща. – Это во-первых, а во-вторых, нечего было грабить русский народ!

– Они все грабили, – огрызаюсь я, – но Абрамович не сидит. Он катается на яхте и скупает футболистов.

– Наверное, он правильный еврей. Я видела его с Путиным. Он жал Абрамовичу руку. Путин ведь не будет жать руку преступнику. Опять же, чукчи на него молятся. Они вылепили из снега его статую по проекту моего любимого Церетели. Очень красиво получилось. Вокруг бочки от нефти, на груди надпись «Челси», у ног куча мороженой рыбы. Теперь они хотят выменять это у Аляски на керосиновые лампы, но те не берут.

Я молча тру орехи. Ореховое масло медленно поднимается от рук по всему телу. Приятно чувствовать себя Нео из фильма «Матрица».

– В деле Ходорковского важен контекст, – продолжает теща. – Когда я была в Испании, Саакашвили как раз свергал Шеварднадзе, и об этом говорил весь мир. Я пошла на завтрак и решила подогреть хлеб. И вдруг подскакивает официант и кричит: «Но пасаран!» Я прослезилась и вскинула сжатый кулак.

А он все кричит: «Но пасаран, но пасаран…» и хватает меня за руки.

– Это Испания, страна либеральных ценностей, – я пожимаю плечами. – Он сказал, что враги грузинской революции не пройдут.

– Он сказал, что булка «но пассаран» – «не пройдет».

– Какая булка? – ошалело спрашиваю я.

– Местная, – нравоучительно поясняет теща. —

Я засовывала целую булку в тостер, а он объяснял, что целая не пройдет. Те же слова «но пасаран», но про булку. Так и с Ходорковским.

Я отупело смотрю на жуткую смесь орехов и масла и пытаюсь понять прыжки тещиной логики.

– Он хотел купить власть, – терпеливо разъясняет она, – а потом пришел на встречу с Путиным в свитере.

– И что? Рамзан Кадыров встречался с Путиным в спортивном костюме, а потом стал президентом Чечни.

– Если бы Саакашвили мог вернуть Абхазию, пусть встречается с Медведевым и Путиным хоть в пеньюаре, – решительно заявляет теща.

Я представил Саакашвили, Медведева и Путина в шифоновых розовых пеньюарах с помпончиками и, потрясенный видением, всыпал в миску специи.

Жуткий набор непонятных трав под действием орехового масла вдруг начал источать неземной аромат.

– Чатлахеби! Куршавелиа амис деда ватире! – гортанно выкрикивает жена из комнаты.

– Что она сказала?

– Сравнительный анализ цен в Куршевеле и Гудаури с нехорошим словом внутри, – ласково поясняет теща. – Но ты не волнуйся. Дмитрий Анатольевич Медведев его выпустит. Вообще в новом году будет много хорошего. Выйдет твой Ходорковский, а Новодворская похудеет.

– Боже мой, при чем тут Новодворская?!

– Потому что, когда она в кадре говорит о кровавом режиме, я хочу видеть только кровавый режим. В России о демократии должны говорить хорошо одетые модели.

– Почему модели?! – меня уже шатает.

– Из-за контекста, – еще ласковее говорит теща. – Во-первых, сейчас время гламура. А можешь ли ты представить гламурную Новодворскую?

Я содрогнулся.

– Вот именно, нельзя подсовывать народу два ужаса одновременно, – подтвердила теща. – Кроме того, Россия любит палку.

– Не любит! – стону я, примериваясь, как вылить на тещу мое месиво. – Просто правящая клика захватила телевидение.

– Напомни, как русские ласково называют зиму? – ядовито прерывает меня теща.

– Зимушка, – ошалело отвечаю я.

– А есть слово «летушко»? Нет! А это значит, что русские любят проблемы. Сорок градусов мороза, батареи украли, кочегар пьяный, ребенок, как сосулька, а они – «зимушка»! Так что несешь русским демократию – неси и палку. А это и есть Путин.

– Все! Гадацкветилиа! Мивдиварт Италиаши! – кричит жена.

– Дешевле всего Италия, – переводит теща, забирая у меня ореховую смесь. – Завидую вам. Нет, чтоб меня с собой взять!..

Я представляю, что бы я сделал с тещей в итальянских Альпах. Вместе с Новодворской мы набили бы ее чучело благовонными травами и сдали бы, за деньги, в горную гостиницу.

Она бы стояла при входе, как ставят медведя с хлебом-солью.

И это была бы только малая часть расплаты за непонимание либеральных идей и лживую трактовку менталитета русского народа. Как бы мне хотелось, чтобы, когда высылали грузин из Москвы, именно она, в кандалах и оковах, с ненавистными баклажанами в зубах, ползла к самолету…

– Быстрей к столу, а то остынет, – командует теща, прерывая сладкое видение, и мое тело начинает, помимо воли, активно перемещаться в сторону дымящихся кусков мяса.

Конечно, я обязательно додумаю форму мести.

Но это сразу после обеда!..

* * *

НУ, А ТЕПЕРЬ ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МОЮ ЮНОСТЬ.

КОГДА Я ОКОНЧИЛ ШКОЛУ, ТО СОВЕРШЕННО НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ, ЧЕМ ЗАНИМАТЬСЯ.

И ОДИН ЗНАКОМЫЙ ЗА РУКУ ПРИВЕЛ МЕНЯ В ЭСТРАДНОЕ УЧИЛИЩЕ. ИМЕННО ТАМ Я ВПЕРВЫЕ ВЫШЕЛ НА СЦЕНУ ПЕРЕД ПУБЛИКОЙ И ПОНЯЛ, ЧТО ЕСЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ТЕБЯ СЛУШАЛИ, НУЖНО УМЕТЬ СКАЗАТЬ ЧТО-ТО ВАЖНОЕ.

ПОЭТОМУ ТО, ЧТО Я ДЕЛАЮ НА «ЭХЕ МОСКВЫ» ВОТ УЖЕ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ, – НЕ БОЛЕЕ, ЧЕМ ПРОДОЛЖЕНИЕ МОЕГО ЮНОШЕСКОГО ОПЫТА.