Что осталось после нее - Элен Мари Вайсман Страница 23

Эта молодая девушка, Клара, лучезарно улыбалась на каждой фотографии. Ее коротко стриженные волосы были уложены волнами или аккуратно спрятаны под шляпку. Она была хорошенькой, как кинозвезда: огромные глаза, длинные ресницы, высокие скулы, яркие полные губы. Ее отец на фотографии кривил рот под густыми висячими усами. Мать Клары, тщедушная женщина со сморщенным личиком, скосила глаза вправо, словно готовясь сбежать, как только фотограф закончит. Вид у обоих был довольно кислый.

Пока Пег раскладывала вещи из чемодана, Иззи взяла фотографию Клары и Бруно и невольно залюбовалась ими. У Бруно были темные волосы и волевой подбородок, а безупречная кожа светилась здоровьем. Обнимая Клару, он развернулся к ней, словно собираясь поцеловать ее в щеку. Клара с нежной улыбкой смотрела в камеру. Иззи не могла оторвать от них взгляда. Было ли у кого-нибудь из них предчувствие, что их жизнь сложится не так, как они надеялись? Если бы она нашла эту фотографию не на чердаке старой психбольницы, она бы решила, что влюбленные сыграли роскошную свадьбу и уехали вдаль на черном лимузине, а потом жили в большом доме с шумной ватагой прехорошеньких детишек. — Любой бы подумал, что они вместе состарились и умерли с улыбкой на устах, радуясь тому, что у них была спокойная счастливая жизнь.

Иззи с тяжелым сердцем разглядывала веселое лицо Клары. Могла ли эта девушка представить, что сойдет с ума? А Бруно? По рукам Иззи побежали мурашки. Что он почувствовал, когда узнал, что его любимая сошла с ума? Остается только надеяться, что это не сделало его несчастным на всю жизнь.

Пока Пег, опустив голову, перебирала письма, Иззи чувствовала, как у нее внутри шевелится что-то гадкое и уродливое. Когда она согласилась помочь с чемоданами, она такого не ожидала. А сейчас, куда ни брось взгляд, все напоминает о том, какой немыслимый поворот произошел в ее собственной жизни. Стопки непрочитанных писем принудили Иззи вспомнить о большом конверте, набитом письмами и поздравительными открытками, спрятанном в ее комоде. Она так и не смогла заставить себя прочитать то, что посылала ей мать.

Социальным работникам она говорила, что не читает письма, потому что ненавидит ее. Но это неправда. Как бы она ни злилась на мать, как бы ни боялась закончить так же, как она, Иззи не чувствовала к ней ненависти. Если честно, она скучала по матери даже больше, чем по отцу. Она вспоминала, как мама пекла печенье в залитой светом кухне, сажала фиалки у дома, вплетала ей в косы розовые ленты. Та женщина, которую она любила, по которой скучала, не могла убить ее отца. Просто у нее в мозгу что-то щелкнуло, и она превратилась в другого человека. Это единственное объяснение. Иззи ужасала мысль о том, что мама сошла с ума, но за что же ее ненавидеть? Ей стало грустно и страшно. Она верила, что у матери не было выбора. А как иначе?

Если бы Иззи сказала правду, то психолог бы решила, что девушка сама рехнулась. Дело в том, что она боялась читать письма матери, потому что считала их «заразными». Что она найдет в этих письмах? Бессвязный бред сумасшедшей? А если слова матери каким-то образом повлияют на нее, подтолкнут к скользкой дорожке, ведущей к сумасшествию? Чтобы выжить, чтобы продолжать переставлять ноги и идти вперед, нужно притвориться, что этих писем не существует. Так проще. Она перевозила большой конверт из одного дома в другой и добавляла в него новые письма, когда они приходили. Они вызывали у нее те же чувства, что и фотография отца, которую она держала во внешнем кармане чемодана на молнии. Письма и фотография — это просто ее вещи, жалкая собственность, не стоящая упоминания, вроде нижнего белья или джинсов.

Но между письмами в чемодане Клары и теми, что хранились в шкафу Иззи, было одно различие. На конвертах Клары не было марок и почтового штемпеля, потому что она их так и не отправила.

— Они все адресованы одному человеку, — заметила Пег, взглянув на последний конверт.

— Кому, Бруно? — догадалась Иззи.

— Да! Бруно Моретти! — ответила Пег, вскинув брови. — Как ты узнала?

Иззи показала снимок Клары и Бруно. Пег, прищурившись, долго смотрела на него.

— Какая красивая пара! — восхитилась она.

— Что же с ними стало… — сказала Иззи, разглядывая фото. — Она выглядит совершенно нормальной. И такой счастливой.

— Надеюсь, нам удастся это узнать, — ответила Пег, пожав плечами.

— Может, здесь что-нибудь написано? — предположила Иззи, потянувшись за блокнотом.

У него была зеленая кожаная обложка с тиснением гербовой лилией и корешок из блестящей черной искусственной кожи. Она открыла его и вслух прочитала:

— «Январь 1925 года. Дорогой дневник! Сейчас я нахожусь в Швейцарии. Мама купила мне этот блокнот в чудесном магазине подарков в Энгельберге. Я бы хотела здесь жить! Мы с Уильямом исследуем окрестности и прекрасно проводим время. Мне нравятся горы и швейцарские шале. Мама и папа тоже, кажется, довольны. Но завтра мы возвращаемся домой».

Иззи замолчала и перелистала страницы до конца. Она пробежала глазами длинные абзацы и прочитала последнюю запись:

— «Отец договорился, чтобы меня перевели в Уиллард. Мне страшно».

Иззи посмотрела на Пег, пытаясь проглотить комок в горле. Что за катастрофа произошла с молодой девушкой? Почему она оказалась в таком месте, как Уиллард? Если это не трагическая случайность, то по какой необъяснимой причине она сошла с ума? Почему родной отец отправил ее в сумасшедший дом? Неужели она обезумела внезапно, ни с того ни с сего? Как сложилась ее жизнь, что стало с Бруно? Может, она пристрелила своего жениха в припадке бешенства или ревности?

Вернулись Питер и Итан, который принес черную ткань и новый рулон пленки. Иззи положила дневник и стала перебирать письма и открытки, чтобы скрыть набежавшие слезы. Беззвучно выругавшись, она вытерла покрасневший нос. Хоть бы никто не заметил. Но когда она подняла глаза, то увидела, что Итан встревоженно смотрит на нее.