Дневник - Чак Паланик Страница 23

НА СЛУЧАЙ, ЕСЛИ ТЕБЕ ИНТЕРЕСНО, твой друг с худфака с длинными белокурыми волосами, тот парень, который разорвал мочку уха, пытаясь подарить Мисти сережку, так вот, он уже облысел. Его зовут Уилл Таппер, и он водит паром. Он твоих лет, и мочка у него по-прежнему висит двумя обрывками. Зарубцевавшись.

Возвращаясь на остров на пароме этим вечером, Мисти вышла на палубу. Холодный ветер добавляет лет ее лицу, иссушая и растягивая кожу. Гладкую мертвую кожу ее stratum corneum. Она спокойно пьет пиво в коричневом пакете, когда этот большой пес начинает ее обнюхивать. Пес сопит и скулит. Он поджимает хвост, и глотка его ходит туда-сюда в мохнатой шее, пока он раз за разом что-то сглатывает.

Она берется гладить его, а пес выкручивается и делает лужу тут же, на палубе. Подходит мужчина со свернутым поводком на руке, и спрашивает:

– Вы в порядке?

Всего лишь бедная толстая Мисти в личной коме, усиленной пивом.

Будто бы. Можно подумать, она собирается стоять в собачьей луже и рассказывать чужому человеку всю сраную историю своей жизни, на плаву, держа в руке пиво и давясь слезами. Будто бы Мисти может заявить – ну, раз уж вы спросили, она всего-навсего провела еще один день в очередной замурованной бельевой комнате, читая бред на стенах, пока Энджел Делапорт щелкал снимки со вспышкой и рассказывал, мол, ее засранец-муж в жизни любящий и заботливый, потому что пишет буквы "и", направляя хвостик вверх с небольшой завитушкой, даже когда обзывает ее – «…злое смертельное проклятие возмездия…»

Наши Энджел и Мисти полдня терлись задницами, она обводила разбросанные по стенам фразы, гласящие:

«…мы принимаем грязный приток ваших денег…»

А Энджел спрашивал ее:

– Ничего не ощущаете?

Хозяева паковали семейные зубные щетки, чтобы отправить их на лабораторный анализ, на предмет заразных бактерий. Чтобы подать в суд.

На палубе парома мужчина с собакой спрашивает ее:

– На вас надето что-нибудь с умершего?

Кофта, в которой Мисти, кофта и ботинки, и на лацкан приколота булавка, одно из чертовых жутких здоровенных костюмных украшений, которые дал ей Питер.

Дал ей муж.

Дал ей ты.

Весь день в замурованной бельевой кладовке слова заявляли со стен – «…не украдете наш мир, чтобы заменить разрушенный вами…»

А Энджел сказал:

– Здесь почерк другой. Он меняется.

Сделал еще снимок и прощелкал пленку до следующего кадра, спросив:

– Вы не знаете, в каком порядке ваш муж работал в этих домах?

Мисти рассказывала Энджелу, что новый владелец должен вселяться только после полнолуния. По плотницкой традиции, первым в новый дом должен войти любимый питомец семьи. Затем хлеб семейства, соль, метла, Библия и распятие. И только потом могут въезжать семья и мебель. По суеверию.

А Энджел, щелкая снимки, спросил:

– Как это? Хлеб должен войти сам по себе?

Беверли-Хиллз, Верхнее восточное побережье, Палм-Бич, – нынче, по словам Энджела Делапорта, даже самый лучший район любого города – не более чем роскошный номер-люкс в преисподней. За парадными воротами удел все равно общий – улицы с пробками. Вы с бездомными наркоманами дышите одним и тем же вонючим воздухом и слушаете шум все тех же полицейских вертолетов, которые ночь напролет гоняют преступников. Свет звезд и луны стирается фонарями сотен тысяч забитых стоянок. Люди заполняют все те же тротуары, усыпанные мусором, и наблюдают один и тот же восход, туманно краснеющий в смоге.

Энджел говорит, богачи не особо любят ввязываться. Деньги позволяют тебе взять и уйти от некрасивого и несовершенного. Ты не способен сносить как минимум нелюбимое. Ты проводишь всю жизнь убегая, сбегая, избегая.

Тот самый поиск милых вещей. Подделок. Штампов. Цветочков и елочных гирлянд, – которые мы и приучены любить. Женщин из мексиканских передач, с большими буферами и тоненькими талиями, такими, словно их скрутили втрое. Трофейных жен, из тех, что едят ланч в Уэйтензийской гостинице.

Фразы на стенах гласят – «…вы люди с бывшими женами и приемными детьми, смешанными семьями и неудачными браками, вы разрушили свой мир и теперь хотите разрушить мой…»

Проблема в том, говорит Энджел, что у нас заканчиваются места, где можно спрятаться. Именно поэтому Уилл Роджерс советовал людям покупать землю – «новой уже нынче никто не производит».

Именно поэтому богачи нынешним летом открыли для себя остров Уэйтензи.

В свое время был Сан-Уэлли, штат Айдахо. Потом Седона, штат Аризона. Эспен, в Колорадо. Кэй-Уэст, во Флориде. Лагайна на Мауи.

Все их заполонили туристы, а местному населению осталось обслуживать столики. Теперь остров Уэйтензи, идеальное бегство. Для любого, кроме тех, кто уже там живет.

Слова гласят – «…вы со своими быстрыми машинами, застрявшими в пробках, со своей сытной жратвой, от которой вы жиреете, со своими домами такого размера, что вам всегда одиноко…»

А Энджел замечает:

– Смотрите сюда, теперь почерк сбит в кучу. Буквы притиснуты друг к другу, – он щелкает снимок, проматывает пленку и говорит. – Питер чем-то очень напуган.

Наш мистер Делапорт флиртует, накрывая ее руку своей. Дает ей фляжку, пока та не пустеет. Все это мило постольку, поскольку он не подал на нее в суд, в отличие от остальных твоих клиентов с континента. От всех летних людей, которые недосчитались спален и бельевых кладовок. От всех, чьи зубные щетки ты совал в зад. Вот полпричины того, почему Мисти так быстро подарила дом католикам – чтобы никто не успел наложить на него арест.

Энджел Делапорт говорит, что у нас природный инстинкт – прятаться. Как животный вид, мы захватываем землю и защищаем ее. Мы можем мигрировать, следуя за климатом или дичью, но нам известно, что для проживания нужна земля, и наш инстинкт – занять свое место под солнцем.