Все оттенки голубого - Рю Мураками

Это был не звук самолета. Жужжание какого-то насекомого у меня над ухом – крохотного, меньше тех мушек, что кружились перед глазами. Пожужжало и исчезло в темном углу комнаты.

Падающий с потолка свет отражался в стеклянной пепельнице на белой скатерти круглого стола. В ней еще дымилась тонкая длинная сигарета, испачканная губной помадой. На самом краю стола стояла винная бутылка грушеобразной формы, на этикетке была изображена блондинка, вкушавшая виноград с грозди, которую держала в руке. Струящийся с потолка красный свет дрожал на поверхности вина в стакане. Ножки стола утопали в толстом ковре. Напротив меня стоял туалетный столик. Спина сидевшей перед ним женщины была мокрой от пота. Она вытянула ногу и сняла с нее черный чулок.

– Эй, принеси мне полотенце! Розовое, понял? – сказала Лилли, швырнув в меня скрученным чулком. Объяснив, что только что вернулась с работы, она схватила флакон лосьона и протерла лоснящийся от жира лоб.

– И что потом случилось? – спросила она, глядя на меня и вытирая спину полотенцем.

– Знаешь, я решил предложить ему выпить, надеясь, что это приведет его в чувство. А тут еще возле машины ошивались двое нанюхавшихся клея парней. Поэтому я решил, что лучше будет предложить ему выпить. Он на самом деле был в исправиловке?

– Этот парень – кореец.

Лилли снимала макияж. Она протирала лицо ваткой, смоченной какой-то благоуханной жидкостью. Она наклонилась, чтобы посмотреть в зеркало и снять накладные ресницы, напоминавшие плавники тропической рыбы. Запачканную красным и черным ватку Лилли отбросила в сторону.

– Кэн, он проткнул своего брата, или мне только казалось, что это его брат, но тот не умер и совсем недавно заявился к нам в бар.

Я посмотрел сквозь стакан с вином на лампочку. Свет на гладкой поверхности стакана был темно-оранжевым.

– Он спрашивал меня про тебя, Лилли, так что постарайся держать рот на замке. Не выкладывай слишком много всяким проходимцам.

Лилли допила вино из стакана, затерявшегося на туалетном столике среди тюбиков с губной помадой, щеточек, разных бутылочек и коробочек, после чего прямо у меня на глазах стянула свои расшитые золотыми нитками трусики. На животе у нее остался след от резинки. Мне говорили, что когда-то Лилли работала фотомоделью.

На стене висла ее фотка в рамке; на фото она была в шубе. По ее словам, эта шуба была из шиншиллы и стоила не помню уж сколько точно, но во всяком случае несколько тысяч. Как-то в холодную погоду она заявилась ко мне с мертвецки бледным лицом – перебрала филопона.

С пеной у рта, трясясь, она отрубилась, едва успев открыть дверь.

«Сотри лак у меня с ногтей, он такой липкий и противный!» – пробормотала Лилли, когда я обнял ее и приподнял. Платье с открытой спиной было настолько пропитано потом, что даже жемчужное ожерелье казалось липким. После того как я удалил лак с ногтей на ее руках при помощи растворителя для краски, поскольку жидкости для снятия лака не было, она тихо сказала: «Извини, что я заставила тебя потрудиться». Пока я держал ее за лодыжку и стирал педикюр, Лилли неотрывно смотрела в окно и глубоко дышала. Я засунул руку ей под платье и ощутил холодную испарину у нее меж бедер, поцеловал ее и стянул трусики. Они еще висели у нее на одной ноге, когда она, сидя на стуле, широко раздвинула ноги. И тогда Лилли сказала, что хочет посмотреть телик: «Знаешь ли, там должен быть какой-то старый крутой фильм Элия Казан с Марлоном Брандо». А я еще долго стирал с ладоней пот с примесью цветочного аромата.

– Рю, ты же ширялся морфием в доме у Джексона? Позавчера, – сказала Лилли, очищая персик, который достала из холодильника. Со скрещенными ногами она устроилась на диване. Я отмахнулся от предложенного ею персика.

– Что, и не помнишь девицу, которая была там? Выкрашенная в рыжий цвет, в короткой юбке, в хорошем прикиде, с могучей задницей?

– Не припомню. Там было три японки, ты имеешь в виду ту, с прической в африканском стиле?

С того места, где я сидел, была видна кухня. Черный жук или таракан ползал по грязной посуде, сваленной в раковину. Лилли продолжала болтать, стирая персиковый сок с обнаженных бедер. Она болтала шлепанцем на ноге, на которой виднелись красные прожилки и синие венки. Просвечивающие сквозь кожу, они всегда мне нравились.

– И эта сука лежала там, она прогуляла работу, притворившись больной, но на самом деле весь день развлекалась с типами вроде тебя. Ни хера себе! Она тоже ширялась?

– Джексон не позволил бы. Будет крутой отходняк. Поэтому он считает, что девицам нельзя ширяться. А что, она работает у тебя? Она много смеялась, курила слишком много травки и потом еще сильнее ржала.

– Ты считаешь, что ее нужно уволить?

– Но она же их привлекает, верно?

– Ну конечно, с таким-то задом!

Таракан вылез на тарелку, на которой оставались капли кетчупа; его спинка была испачкана жиром.

Когда давишь тараканов, из них выходят жидкости самых разных цветов. Возможно, у этого брюхо заполнено красным.

* * *

Однажды мне пришлось убить таракана, ползущего по палитре, так вытекшая из него жидкость была ярко-фиолетового цвета. Поскольку на палитре не было никакой фиолетовой краски, я решил, что в этом крохотном брюшке, очевидно, смешались красная и синяя.

– И что же стало с Кэном? Он нормально добрался до дома?

– Ну, я наколол его, сказал, что никаких девочек нет, и предложил немного тяпнуть, но он отказался и попросил колу. «Я уже на рогах», – извинился он.

– Он был такой бухой?

– Парни в машине подцепили какую-то проходившую мимо телку. Она была уже вполне тепленькая.

Остатки косметики на лице Лилли тускло поблескивали. Она засунула косточку от персика в пепельницу и вытащила заколки, чтобы распустить свои крашеные волосы, после чего, не выпуская изо рта сигарету, начала медленно расчесываться.

– Когда-то сестра Кэна работала в моем заведении и считалась довольно смазливой.

– Она ушла?

– Похоже, что она вернулась в родную деревню, кажется, где-то на севере.

Ее мягкие рыжие волосы путались в расческе. Выдрав кучу волос, Лилли вскочила, словно вдруг о чем-то вспомнила, и достала из кабинета серебряную коробочку с изящным шприцем.

Она подняла маленький коричневый флакон к свету, чтобы проверить, сколько там еще осталось, и откинулась на спину, чтобы вогнать эту жидкость себе в бедро. При этом вторая ее нога слегка дрожала. Я решил, что она вогнала иглу слишком глубоко, потому что, когда она ее вытащила, тонкая струйка крови побежала к колену. Лилли потерла виски и стерла слюну, собравшуюся в уголках рта.