Голова Якова - Любко Дереш Страница 18

– Нет-нет, что вы, я понимаю, это ваша семейная жизнь, я тут вмешиваться даже и не собираюсь. Вон как, солипсист! Но я действительно согласен, что симфонии это ну никак не касается…

– Так и я ж ему о том же. Господин Богус, вы только не волнуйтесь, я сам все устрою…

– А я вот что хотела спросить, – проговорила вдруг Яна. – А солипсист может быть гомиком?

– Яна, ну что ты такое спрашиваешь? – возмутилась Йоланта.

– Ну, ему ж не в западло должно было бы… Я в этом смысле спрашиваю…

Повисла гнетущая тишина.

В трубе завывал ветер.

Богус раскурил трубку с вишневым табаком. Яков оглянулся, не зная, куда теперь себя подевать.

– Богус, можно взглянуть на ваш портсигар?

– Конечно. – Богус передал жестянку Якову.

– Это Дарвин? – поинтересовался он.

Интересная вещь – этот портсигар. На черно-белом эстампе за письменным столом сидела обезьяна, подперев рукой подбородок. На обезьяне было пенсне. Взгляд обезьяны направлен в окно, на что-то, похожее на черный подсолнух.

– Да, маэстро. Это Дарвин. Он наблюдает солнечное затмение.

Яков вернул портсигар Богусу.

– И что же видит Дарвин? Череду перерождений от обезьяны до «Битлз»?

– Неизвестно. Возможно, думает, что человек отличается от животного только тем, что курит.

– Вы верите в происхождение человека от обезьяны?

– Словосочетание «происхождение человека» для меня – сугубо поэтическое. Реальный человек – вот что интересно. Ecce homo – вот человек. – Богус указал на Яну. – Реальная. Все прочее – поэзия. Поэзия оставляет место для свободы. Вы согласны?

– Я устал от поэзии. Для меня поэзия – это ад.

– Может, вы играете не за ту команду?

Яков замолчал.

– Богус, а вы любите рассказывать истории? – спросила Йоланта. – Я ужасно люблю красивые истории.

Девушки продолжили ненавязчивое распитие «Бехеровки».

Яков поднялся, не говоря ни слова, вышел и закрылся в своей комнате.

Этой ночью Майя ложилась спать одна.

Где-то около одиннадцати, когда все уже должны были спать, дом был растревожен криками.

Яков сбежал вниз посмотреть, что происходит.

Спустились посмотреть также Майя и Иван.

Возле закрытой двери ванной стояла Яна. Она скреблась в дверь и приговаривала:

– Масичка, ну пусти, дай я с тобой поговорю…

Из ванной доносилось рыдание Йоланты.

Матвей, голый, стоял под дверью.

– Открывай, кому говорю! Открывай, мерзавка! Я тебе покажу «играться». Вообще охамела…

– Да иди ты, слышишь? Нашелся тут фраер… – Яна сказала это так презрительно, что Матвей лишился дара речи. Он развернулся и, бормоча проклятья, ушел.

– Что случилось? – спросила Майя.

– Я не знаю, – буркнула Яна. – Все нормально. Масичка, он уже ушел, пусти меня.

Дверь в ванную приоткрылась, и Яна проскользнула в щель. Дверь закрылась, и снова послышалось горькое рыдание.

Яков остановил Майю, взял ее за плечи и спросил:

– Ты как?

Майя не откликалась.

– Да что это такое с вами стряслось?

Майка, не оборачиваясь, пожала плечами.

– Ты плачешь? Почему ты плачешь?

– Нипочему, – прошептала Майя сквозь слезы.

– Тогда почему плачешь?

– Страшно, поэтому и плачу…

– А почему страшно? Почему страшно?

Майя снова пожала плечами.

– Что-то изменилось между нами и больше не будет таким, как когда-то.

– При чем тут мы?

Майя тихонько зарыдала. Яков обнял ее и с ужасом понял, что не чувствует ничего.

Богус сидел один возле пылающего камина.

Трубка давно погасла.

Иногда он подкладывал еще полено. В трубе выл ветер. Было три часа ночи.

В дверь в сад что-то заскреблось.

– Любимый, это я.

В дверях стояла на четвереньках Йоланта. Кошечкой она подошла к Богусу и потерлась головой о его колено.

Йоланта была голой.

– Ты такой мужественный, – сказала она ему на ухо, оказавшись у него на коленях. – Как ты меня нашел? – промурлыкала она, распуская узел его галстука – Ты позволишь мне поиграть еще немного? Я еще не наигралась. Позволишь? – Йоланта заглянула ему в глаза. – Мой бесценный. Еще немножко… – Йоланта отползла, не сводя с него глаз. – Еще немножко поиграюсь… Еще немножко…

Богус подложил еще одно полено, и огонь запылал ярче.

В трубе выл ветер.