Голова Якова - Любко Дереш Страница 19

– Привет темным отцам! – Яков хлопнул крышкой рояля, встал и пошел в кабинет.

Майя уже хлопотала у стола, нарезая хлеб на тосты самым длинным ножом в доме, и Богус засмотрелся на блеск его лезвия.

– А где же наш Иван? – поинтересовался Богус у Майи. – Вчера я не видел его до ужина. Майя, скажите, Яков любит своего брата? А Иван – он рисует?

– Милый мой композитор, ты выглядишь разбитым, как старая барабанная палочка. Позволь тебя приголубить…

– Не трогай. Жертвы твоих неясностей не спали всю ночь. Зачем ты с Матвеем так по ступила?

Йоланта улыбнулась и расправила волосы.

– Он бы нам только мешал.

– Что ты несешь…

– Он бы не успокоился, пока не достиг цели. Мне не нравится такое отношение. Он бы надоедал. Он ужасно навязчивый. А еще он бы мешал нам.

– Вам?

– Нет. Нам. А твое внимание, композитор, должно быть в творчестве, в божественных дерзаниях. Я сделаю все, чтобы никто не отвлекал тебя.

– Не слишком много берешь на себя?

– Женщина должна заботиться о земном, чтобы мужчина мог прорываться в небеса.

– Как заманчиво. Почему у тебя эта улыбка?

– Не знаю, композитор. Может, у тебя есть догадки?

– Вот, держи. Лекция первая. И не улыбайся так.

В три часа дня возле дома зарокотала машина.

С базара вернулись Матвей и Богус.

– Что это такое? – спросил Яков, указывая на третьего персонажа, который зашел на веранду вместе с Матвеем и Богусом.

– Уважаемый маэстро! Мы с вашим братом заехали на рынок – на Краковский. Там я осуществил все возложенные на меня госпожой Яной полномочия. Его зовут Месье. И он полностью ваш.

В коридоре сидел взрослый черный пудель. Вследствие нехватки такта он завалился на бок, выставив на всеобщее обозрение доказательства того, что он действительно пес.

– Какой пуделек классненький, – сказала Яна. – На на на!

Пудель подбежал к ней и уперся мордой между ног.

– Спасибо за внимание к моим гостям, господин Богус. Но почему пудель? – спросил Яков.

– Да, маэстро, это хороший вопрос. Я спрашивал себя: «Может, нам нужен ротвейлер? Нет, это не может быть ротвейлер. Тогда, может, это ризеншнауцер? Нет, это не может быть ризеншнауцер. Может, это овчарка?..»

«Месье», – мысленно повторил Яков.

За столом собрались все: Богус, Матвей, Иван, Яков, Майя, Ира, Яна и Йоланта. Йоланта спрашивала, кому еще рагу, и добавляла салата. Богус попросил две порции. Матвей съел три.

Рагу у Йоланты получилось вязким, перченым, душистым. Оно истекало соками разгоряченной прелестницы.

Майя отварила рис для себя.

Когда за столом воцарился сытый дух, заговорила Майя, пантера с зелеными глазами.

– Господин Богус, что вы думаете о конце света? Ближайшая дата – это две тысячи двенадцатый, год вашего чемпионата. Ведь игра в мяч пошла от майянцев.

– Да, это была ритуальная игра, игра-мистерия. Играли двенадцать игроков, по количеству богов в пантеоне. Они швыряли друг другу тяжелый каучуковый шар. Майянская Вселенная лежит на четырех цветах: на черном, белом, на синем и на желтом. Четыре стадии, две стороны, одна вселенная. Я имею в виду один мяч.

– Как флаги Евро две тысячи двенадцать. Флаги Польши и Украины.

– Да, Майя. Неотвратимое на то и неотвратимо, чтобы происходить. Я не задумываюсь над тем, что будет в две тысячи двенадцатом. Кто знает, когда наступит мой две тысячи двенадцатый? А когда может наступить две тысячи двенадцатый для вас?

– Финальный матч будет в Донецке, – прибавил Матвей. – Представь себе, Майя. Стадион «Донбасс-Арена». Прожектора. Трибуны. Ринат Ахметов. Возле него – Чарлз Дарвин. Над полем – полное солнечное затмение. На трибунах – танцы святого Витта. До конца света – три минуты, ровно три минуты. Равнодушным не останется никто. – Матвей заговорил голосом спортивного комментатора: – Итак, арбитр подает мяч, мяч переходит к Кецалькоатлю, пас на Перуна, опасная ситуация на штрафной площадке, полузащитник Кали-Юги Тескатлипока пытается сыграть против правил, снова Лакшми-Нараяна… пас на Алу Парата, Алу Парата обводит второго полузащитника Уицилопочтли… Передача на Кецалькоатля… ГОЛ!!! ГОЛ!!! Такого экстаза мы еще НЕ ИСПЫТЫВАЛИ!!! «Шамбала» – чемпион!

Йоланта заржала.

– Простите, – сказала она, успокоившись. – Снесло голову. Так смешно!

Богус кивнул, словно между прочим:

– В две тысячи двенадцатом произойдет решающий матч, Яков. Представляете звучание своей симфонии на открытии этого чемпионата?

Яков покачал головой. Скрестив руки на груди, он сидел отдельно от всех, как засохший корень.

– Нет, ее не будет.

Яков взглянул на Матвея. Матвей закатил глаза к небу, встал из-за стола и пошел на кухню.

«Ну вот. А ты волновался. Ты победил!»

Яков ощутил жар в ногах. Предчувствие свободы.

– Матвей, что ты задумал? Прекрати! – вскрикнула Майя. Яков успел только увидеть лезвие ножа, которое блеснуло возле его глаз, и треск липкой ленты. При чем здесь лента?

Яков начал вырываться, но было уже поздно. Матвей заломил ему руки за спину и смотал их скотчем. Майя (было слышно, что ей не хватает воздуха) кричала:

– Ты что делаешь?! Матвей, прекрати! Хватит! Ты что, сдурел?

Матвей заломил ему ногу и примотал ее к ножке стула. Пара секунд, чтобы примотать и вторую.

– Ну вот, теперь все нормально. Господин Богус, вы не пугайтесь, это у нас сугубо семейные разговоры. Не обращайте внимания, продолжайте. – Матвей вытер пот со лба. – Что там вы рассказывали про Марию-Антуанетту?

– Ах, Мария-Антуанетта? Мария-Антуанетта из рода Габсбургов была уверена, что влияла на ход событий при помощи колоды карт. Раскладывая пасьянс, она считала, что мир понимает и слушается ее. Когда началась Французская революция, королеву бросили в тюрьму, чтобы отсечь ей голову. Мария-Антуанетта всю ночь раскладывала пасьянс, который повернул бы мир так, чтобы казнь отменили. Ее застали за незаконченным пасьянсом. Ее последние слова на эшафоте были таковы: «Почти получилось».

– Ты слышишь, Яков? Почти про тебя история. Да-да, продолжайте, господин Богус, я вернусь через минутку. А ты, – он показал ножом на Майю, – даже не думай ему помогать. Ты поняла меня? В угол. То-то же.

Матвей побежал на второй этаж.

– Более, что здесь происходит! – Майя схватилась за голову. Она бросилась отвязывать Якова. Но Матвей пришел быстрее, чем она успела что-либо сделать.