Танатос - Рю Мураками Страница 16

Рейко говорила четким и ясным голосом. Таким, каким говорят ведущие детских телепередач.

* * *

Сделать звонок в Японию я мог только из ее комнаты. Телефонная связь на Кубе — дело безнадежное, у меня самого есть дома телефон, но так как это не выделенная линия, специально для иностранных гостей, позвонить куда-нибудь за границу очень проблематично. Впрочем, с местными вызовами не лучше.

— Я воспользуюсь вашим телефоном, — произнес я.

— Конечно, прошу вас, — раздалось с веранды.

С моря налетал сырой ветер. Я набрал номер, но сигнала не было.

— Не говорите ей, что я здесь, просто спросите номер учителя.

— Так точно.

Наконец в трубке послышались гудки. Я насчитал их восемь.

— Алло. Катаока на проводе.

Ничего себе голосок. Барышня явно не в настроении, а тут еще трескотня и ни черта не слышно.

— Да вы что? — удивилась Кейко, расслышав слово «Куба». Настроение ее от этого, правда, не улучшилось. — Я все равно не понимаю, что вы там мне рассказываете, кто вы такой?

Слышно было ужасно. Связь на Кубе вещь ненадежная, разъединять могут без конца. Моя семья живет в Нагано, и мне не раз случалось перезванивать, когда я разговаривал с матерью. В конечном счете плохая связь начинает нервировать вашего собеседника первым.

— Меня зовут Казама, я фотограф, работаю на Кубе.

Рейко смотрела на меня через стекло веранды. Ее силуэт казался расплывчатым, поскольку стекло покрылось налетом от постоянных брызг и солнечных лучей. Если бы кто-нибудь зашел тогда в комнату, то, увидев Рейко, несомненно принял бы ее за привидение.

— Я не знаю вас.

Тон Кейко становился все более и более неприятным. В телефонных помехах было нечто символическое. Это все равно что разговаривать с Рейко: нужно постоянно думать о том, что сказать вначале, как продолжить и что ни в коем случае нельзя говорить. Нудное, утомительное занятие.

— Я звоню вам, потому что кое-кто говорил мне о вас.

— И кто же? Господин Язаки.

Я подумал, что неплохо было бы получше узнать, что представляет собой Кейко, но теперь было поздно. Получить какую-либо достоверную информацию от Рейко, повидимому, невозможно. Она не то что о других, она и о себе самой не имеет объективной информации.

— Господин Язаки? — произнесла Кейко, и тон ее голоса сделался подозрительным.

Пока я беседовал с ней, в голову пришла мысль, что я не имею никакого опыта общения с людьми ее круга, разве что с Рейко. «Ах вот как? Вы звоните с Кубы? Да… Вы друг господина Язаки? Надо же! О, я давно уже его не видела… Номер телефона? Минуточку, э-э, да, сейчас продиктую, вам есть чем писать? Пишите… вот, пожалуйста…» Так, без церемоний, говорили бы со мной мои приятели. Рейко смотрела на меня с усталым видом. Я не заблуждался насчет того, что эта Кейко в свое время была лучшей подругой Рейко, но наивно полагал, что поскольку та уже бывала на Кубе вместе с Язаки, то это имя возбудит у нее сладкие воспоминания. Глядя на Рейко и одновременно слушая Кейко, я повторял про себя: «О, сборище идиотов!» Я понимал, что они приезжали сюда не как туристы с рюкзачками, сэкономив на своей небольшой зарплате.

Голос Кейко Катаоки мучил меня нещадно. Я начал жалеть, что купился на призывы Рейко, чувствовал себя бессильным перед Кейко, которая разговаривала со мной таким тоном, я не мог ответить ей тем же.

— Да.

— Вы сказали, что вы фотограф. Это правда?

— Да.

— Вы снимали его?

Ее голос и манера речи словно бы говорили: «Вы можете врать все, что вам угодно, но я-то все понимаю».

— Господина Язаки?

— Да. Вы фотографировали его?

— Нет.

— Тогда что же вас связывает?

— Мы знакомы.

— Повторите-ка, как вас зовут?

— Казама.

— Еще раз говорю, я не знаю вас. Мне захотелось повесить трубку.

— Вы дадите мне номер телефона господина Язаки? Некоторое время Кейко молчала.

— Кто вы на самом деле?

Мне стало так нехорошо, что засвербело в носу. Первый раз женщина разговаривала со мной подобным образом. Эта манера речи била точно в цель, и я почувствовал стыд, отвращение к себе, апатию и беспричинный страх — короче, что-то в этом духе. Казалось, что меня застукали за попыткой скрыть какое-то постыдное действие. Я находился словно под гипнозом и вдруг понял, что, сам того не желая, сижу на полу у кровати. Какое-то мгновение мне казалось, что я не Тору Казама, фотограф, выдающий себя за другого, а страшный злодей. «Кто вы на самом деле? Говорите правду! Мне все известно!» — вот что слышалось мне. Мною овладело странное чувство вины, словно мне вот-вот должны были объявить смертный приговор.

— Вы действительно на Кубе?

«Но какова женщина?» — вертелось у меня в голове. Как только она произнесла: «Но кто вы на самом деле?», я от страха чуть не забыл собственное имя. Я не знал, что ответить, но что-то отвечать было необходимо. Я обессилел настолько, что не мог даже подобрать слова. «Вы действительно на Кубе?» Это был единственный вопрос, на который я был способен ответить — и больше ни на какой другой. Кейко Катаока говорила, заранее просчитывая тот эффект, который должны произвести ее слова. Ее голос словно бил меня по обнаженным нервам. В конце концов я начал испытывать некоторое уважение, наполовину смешанное со страхом, к этому человеку — Язаки, который оказался способным «обладать» такими женщинами, как Кейко и Рейко, что глядела на меня сквозь стекло, словно бесплотный призрак.

— Да, я звоню с Кубы.

Мне наконец удалось выговорить проклятую фразу. Я испытывал огромное желание закончить этот разговор как можно скорее.

— Гм, на самом деле запаздывание сигнала и это потрескивание в трубке говорят о том, что это действительно Куба… так вы точно звоните оттуда?

— Да.

— Если взять кусочек целлофана или папиросной бумаги и поскрипеть у микрофона, то можно добиться такого же эффекта. Вы там ничем не шуршите?

— Как?

— Это не вы производите этот шум?

— Я ничего не делаю.

— А где именно вы находитесь?

— В Варадеро.

— Варадеро, это городок, где такое прекрасное море? Он возвышается, словно замок, и дома там из такого желтоватого кирпича; помню, я купалась там на пляже. Пляж очень длинный, не так ли, чуть ли не пять километров… или десять? Больше?

— Пляж тут длиной в двадцать километров.

— А вы звоните не из Гаваны?

— Нет, из Варадеро.

Я чувствовал, что сейчас будет задан главный вопрос. Я никак не мог понять, что происходит: то ли Кейко, как заправский психоаналитик, специально вела разговор так, чтобы я проговорился, то ли я сам находился под впечатлением от ее голоса и манеры выражаться. Но то, что наш разговор постоянно вертелся вокруг Варадеро, укрепляло мое подозрение, что коварный вопрос прозвучит, и я буду приперт к стенке.