Пляжная музыка - Пэт Конрой Страница 16

— Нет, никаких, — согласилась Ледар. — Я хотела повидаться с Джеком, хотела, чтобы он показал мне все тайники Венеции.

— Джек, в этом городишке можно пить воду? — понизив голос, спросил Майк. — Я имею в виду, из-под крана, или лучше чистить зубы «Перье»? В прошлом году я ездил в Мексику, так мне показалось, что в мою задницу заполз Монтесума, решив там чуток вздремнуть.

— Это Венеция, а не Тихуана [38]. Вода хорошая.

Майк, похоже, обрадовался, что я развеял его сомнения относительно наиболее тревожащего его аспекта путешествия.

— А что ты думаешь о моей концепции сериала? Выкладывай.

— На меня не рассчитывай, — заявила Ледар.

— Погоди, сладенькая моя. Самое интересное еще впереди. Майк взял ручку, написал на листе бумаги ряд цифр и положил перед нами с Ледар. Где-то там внизу, под нами, гондольер вел свою красивую лодку и плыл, куда хотел, а не туда, куда пожелают туристы.

— Вот какую сумму я планирую потратить на сценаристов своего сериала. Посмотрите. Это больше, чем когда-либо заработал Джек, разъезжая по своим городишкам. Джеку, черт возьми, в жизни не получить такой жирный куш, если и дальше он будет писать о бараньих почках и pizza bianca?! [39]А еще я включил издание книги в бумажной обложке и продажу во все страны мира.

— Спасибо за столь высокое мнение о моей профессии, Майк, — сказал я раздраженно.

Ледар внимательно посмотрела на цифры, которые Майк написал на бумаге.

— Теперь понимаю, почему в Калифорнии все такие ограниченные, — заметила она.

— Может, и так, — слегка повысил голос Майк, отражая брошенный ею вызов. — Но это, безусловно, повышает твои способности к высшей математике.

Я покачал головой, глядя на гондолы.

— Я для того и уехал в Италию, чтобы быть от всего этого подальше.

— Эй, я ведь не прошу тебя писать о своем личном. Ни слова о том, почему ты стал таким замороженным. Ни слова о Шайле и об этом дерьмовом случае с мостом. Мне нужна широкая панорама. Мои дед и бабка. Твои, Джек. Дед Кэйперса был одним из крупнейших политиков своего времени. Из этого может получиться что-то интересное. Мы вышли из дерьма, но наши семьи из кожи вон лезли, чтобы сделать жизнь своих детей и внуков лучше, чем у них, и — вот сучьи дети! — они это сделали. Посмотри. Это охватит две мировые войны. Движение за гражданские права. Шестидесятые. Вьетнам. Вплоть до нашего времени.

— На сколько рассчитан этот мини-сериал? — спросила Ледар.

— Здесь будет много побочных линий. Много закадровой речи. Выпятим главные события и охватим весь век. Я считаю, что это чертовски захватывающая идея, и, если вы двое откажетесь, за этот проект с радостью ухватятся другие писатели.

— Так и найми их, — предложил я.

— Никто из них там не был, — возразил Майк, и впервые я увидел в нем черты прежнего Майка, мальчика, с которым вырос и которого любил. — Не то что мы. Им не пришлось пройти через то, что прошли мы. Я все жду, когда Ледар напишет о том, что мы в детстве видели в Южной Каролине, но все, о чем она пишет, происходит в солярии для феминисток с Манхэттена.

— Давайте не будем драться, — вздохнул я.

— Вот дерьмо, драться! Черт, в Южной Каролине мы и не знали, что такое драка. А вот в Эл-Эй сразу узнаешь, что побывал в хорошей драке, когда утром ты даже отлить не можешь, так как твой член падает в унитаз.

— Я не хочу с тобой работать, Майк, — заявил я. — Я приехал сюда из чистого любопытства, чтобы посмотреть, как это, собраться снова вместе. В отличие от тебя я не тоскую по прошлому, но я тоскую по тому, какими мы были когда-то, по нашей невинности и по тому, через что нам всем вместе пришлось пройти, а еще по тому, как бы все обернулось для нас, будь мы чуть-чуть поудачливее.

— Тогда напиши, как бы ты хотел, чтобы все обернулось, — наклонился ко мне Майк. — Ты хочешь все приукрасить? Замечательно! Приукрашивай, сколько душе угодно. Работать со мной — райское наслаждение. Все, кто со мной работает, от меня без ума. Вот несколько телефонных номеров. Позвони, пожалуйста. Они поймут, что ты звонишь от меня.

— Телефонные номера? — переспросил я.

— Людей, которые со мной работали. Они подтвердят мои слова.

— А можно, я дам Джеку номера других телефонов, — вмешалась Ледар. — Людей, которые сплюнут через левое плечо при одном лишь упоминании твоего имени.

— Ты создаешь мне новых врагов, — сказал Майк. — Это бесчеловечно.

— Тогда дай Джеку телефоны людей, которые с удовольствием подожгут тебя просто для того, чтобы проверить, работает ли их зажигалка. Полгорода считает тебя настоящим сукиным сыном.

— Но они не знали меня мальчиком, — возразил Майк. — В отличие от вас, ребята. Ведь когда-то я был совсем другим.

— Извини, Майк, — сказала Ледар. — Я не хотела. Не это имела ввиду.

— Нет проблем, Ледар. Я знаю, откуда ноги растут, но я не больше вашего знаю, что со мной случилось. Потому-то и хочу, чтобы вы с Джеком взялись за этот проект. Хочу, чтобы вы помогли мне все выяснить. Я точно знаю, что я живой, но я больше не знаю, как чувствовать себя живым. Чао, amigos. У меня назначена встреча, а вы пока поворкуйте.

И когда мы уже шли к лифтам, Ледар спросила:

— Ты ведь не собираешься принять предложение Майка?

— Нет. Что мне больше всего нравится в прошлом — так это возможность не думать о нем.

Глава четвертая

На следующий день я повел Ледар знакомиться с городом и наблюдал за тем, как она рассматривает изящно одетых итальянок, спешащих домой по извилистым улочкам. Из маленького бутика вышла женщина, и мне пришлось встать за спиной у Ледар, чтобы разойтись с ней на узкой дороге, идущей от калле дель Трагетто.

Ледар остановилась, уставилась на женщину, неожиданно встретившись с ней глазами, и словно постаралась вобрать в себя все: ее одежду, гордую осанку, красивые ноги, беспечную элегантность. Ледар даже вдохнула запах ее духов.

— Ты привыкнешь к этому, — заметил я.

— Сомневаюсь, — ответила Ледар. — Она такая красивая.

— В итальянках есть нечто магическое.

— Она словно отлита из золота. На твоем месте я бы точно последовала за этой женщиной и ни за что ее не упустила бы, — продолжила Ледар.

Я рассмеялся и пошел рядом с ней по Кампо ди Санта-Маргерита, где мальчишки играли в футбол под неодобрительным взглядом пожилого священника. Старая женщина поливала пышную герань в ящике под окном, а художник, стоявший за мольбертом у входа на площадь в мягких лучах закатного солнца, старался запечатлеть эту сцену.