Смотри, но не трогай - Татьяна Никандрова Страница 7

Однако, судя по всему, в случае с Алаевым даже математика бессильна. Засранец сломал систему.

Черт!

– Да, ко мне можно и на «ты», – с издевкой разрешает Тимур. – Я не возражаю.

В отличие от меня, он спокоен. Сердечные приступы от шока не ловит. Только вот в глазах затаилась холодная ярость. Смотрит так, словно одно за другим насылает невербальные проклятья.

Чур меня.

Тимур первый выходит из оцепенения. Отрывает колючий взор от моего лица и как ни в чем не бывало проходит к столу. Я тоже, кое-как взяв себя в руки, изображаю нейтральную заинтересованность цветом обоев. Бежевые.

– Лер, хлеб принеси, – командует мама, взявшая бразды кухонного правления в свои руки.

Стараясь завоевать расположение Алаева младшего, она кружит над ним, будто курица-наседка. Не жарко ли ему? Не холодно? Суп не горячий? А, может, соли маловато? А перца точно достаточно?

– Лиз, все нормально, – пытается угомонить ее Анвар Эльдарович. – Садись уже.

Мамин новый муж – хороший мужчина. И отношения у них с родительницей замечательные. Поэтому я искренне поддерживаю их союз.

Однако раньше, еще до личного знакомства, я относилась к Анвару Эльдаровичу с легкой настороженностью. Почему-то казалось, что большие деньги портят людей. Он представлялся мне взбалмошным олигархом из числа тех, у кого пальцы вечно веером. Но на деле Алаев оказался вполне приятным в общении человеком. Сдержанным, адекватным, в меру строгим. И что самое главное – по-настоящему влюбленным в мою маму. Разве о большем можно мечтать?

Ставлю на стол хлебную корзинку и занимаю свой стул. До прихода Тимура я умирала от голода, а сейчас есть как-то резко расхотелось. Этот самовлюбленный павлин спугнул мой аппетит. И наградил волнением, от которого, если честно, слегка мутит.

А поесть бы надо. Ведь минут пять назад я вколола инсулин.

– Что такое? Невкусно? – переживает мама, видя, как Алаев младший лениво ковыряется в тарелке.

– Нормально, – равнодушно пожимает плечами. – Я просто в принципе не люблю борщ.

– Ох, как же так, – сокрушается родительница, а затем переводит беспомощный взгляд на мужа. – Анвар, что же ты не сказал?

– Помнится, раньше ты с удовольствием поедал борщи, – сухо подмечает мужчина, глядя на сына.

– Ну, годы идут, люди меняются. Тебе ли не знать, отец, – тон Тимура нарочито весел. – Раньше ты клялся матери в вечной любви, а потом она заболела, и все изменилось. Как говорят французы, се ля ви.

За столом повисает пауза. Некомфортная, звенящая, давящая.

Мама затравленно гипнотизирует скрученную в руках салфетку, а Анвар Эльдарович бледнеет до состояния туалетной бумаги.

Теперь мне становится ясно, почему сводный проигнорировал свадьбу наших родителей, а потом несколько дней не выходил на связь. Он ненавидит нас. Маму и меня. Мы для него, как красная тряпка для быка – того и гляди набросится и растерзает.

Бедная мамочка. Зря она пыталась понравиться этому высокомерному снобу. Ее затея с самого начала была обречена на провал. Люди, чей взор замутнен пеленой предубеждений, редко прозревают.

– Ой, чуть не забыла, – беру на себя роль спасателя ситуации, – мне сегодня утром прислали номер группы, в которой я буду учиться. Двести двадцать первая.

– Как здорово, доченька, – оживляется мама. – Даже не верится, что ты без пяти минут студентка.

– Кстати, Лера будет учиться в том же ВУЗе, что и ты, – вставляет Анвар Эльдарович, обращаясь к сыну.

– Правда? – в голосе парня нет ни грамма интереса. – Как хорошо, что на платное берут всех подряд.

Это его пренебрежительное «всех подряд» режет по самолюбию хлеще катаны, моментально выводя из себя.

– Вообще-то я поступила на бюджет! – вспыхиваю.

– И куда же? – выдает с насмешкой. – Журналистика? Филология? Или где там еще не нужно думать?

– Тимур! – гаркает Анвар Эльдарович, грозно зыркнув на отпрыска.

Хам-ло. Какой же этот Алаев все-таки хамло.

– Мехмат, – чеканю я, с мрачным триумфом наблюдая за реакцией сводного. – Фундаментальная математика и математическая физика.

Ну что? Выкусил, гад?!

Тимур, если и удивлен, то хорошо контролирует чувства. На лице ни тени эмоции, зато в глазах… Превосходство, опасность и неприязнь. Его присутствие парализует, словно медленный яд.

Неуютно. Неприятно. Нехорошо.

– Что ж, в таком случае, мы, видимо, будем сокурсниками, – заявляет парень, отодвигая от себя едва тронутый борщ.

– ЧТО?! – услышанное так сильно меня потрясает, что я теряю всяческий контроль над мимикой. Выпучиваю глаза и роняю челюсть.

– Тимур тоже поступил на мехмат, – поясняет Анвар Эльдарович. – С детства тяготеет к точным наукам.

– Это же чудесно! – мама, кажется, единственная, кто не замечает драмы, которая разворачивается прямо здесь и сейчас. – Видите, у вас уже есть кое-что общее.

Ну уж нет! Я отказываюсь, слышите? Отказываюсь иметь с этим чванливым индюком хоть что-то общее! Он наглый, борзый, самодовольный сноб, который терпеть меня не может! Да таких сокурсников врагу не пожелаешь!

– Это твоих рук дело? – Алаев переводит мрачный взгляд на отца.

Очевидно, он не меньше меня раздосадован новостями.

– О чем ты? – Анвар Эльдарович по обыкновению спокоен.

– Об этой, – делает пренебрежительной кивок в мою сторону, – и ее чудесном поступлении на мою специальность.

– Ты же слышал, Лера поступила на бюджет.

– Ой, можно подумать бюджетные места не покупаются!

Тимур говорит обо мне, будто я умственно отсталая. Будь на его месте кто-нибудь другой, это могло бы быть обидно. Но сейчас я чувствую лишь злость. Едкую, испепеляющую нутро злость. Не для того я одиннадцать школьных лет пахала как проклятая, чтобы какие-то обуревшие мажоры вешали на меня оскорбительные ярлыки!

– С чего ты взял, что мое место куплено?! – меня аж потряхивает от негодования. – Ты вообще меня не знаешь!

– Мне достаточно одного взгляда на тебя, чтобы это понять, – рубит с неприкрытым презрением.

Я почти физически ощущаю, как иглы его ненависти вонзаются в кожу. Что он хочет этим сказать? Что я ущербная? Глупая? Недостаточно образованная?

– Так, хватит! – Анвар Эльдарович спешно промокает губы салфеткой и гневно откидывает ее с сторону. – Тимур, в мой кабинет. Живо!

Он шумно отодвигает стул позади себя и торопливо устремляется на второй этаж. Мысленно придушив меня всеми подручными средствами, его неприятный отпрыск направляется следом.

Мужчины скрываются из виду, и мы с мамой остаемся одни. Подавленные, униженные, разбитые.