Любить и беречь [= Грешники в раю] - Патриция Гэфни Страница 67

Обе дамы дружно раскрыли зонтики, хотя зимнее солнце уже скользнуло за деревья, в серую дымку. Пока они обменивались соображениями о погоде и разных деревенских событиях, Энни отметила любопытную двойственность в отношении к себе Онории. Она уже так не лебезила и не заискивала, как раньше, и эта перемена наступила сразу после смерти Джеффри. Энни все еще оставалась леди д’Обрэ, но всем уже было известно, что новым виконтом и новым владельцем Линтон-Грейт-холла был Себастьян Верлен. Так какое же место на социальной лестнице следовало отвести вдовствующей виконтессе, у которой, похоже, не было гроша за душой? Растерянность Онории была забавна, но лишь до известного предела; она была настолько несносной, что Энни не доставляло удовольствия даже иронизировать над ней.

Онория, как она поняла, умела извлечь пользу для себя из самого тривиального разговора. Вот и на этот раз, едва покончив с дежурными любезностями, она сразу перешла к делу. С деланной улыбкой она спросила:

– Какие новости о Себастьяне, миледи? – Себастьян? Какая фамильярность!

– Пока ничего интересного, – ответила Энни и добавила, не удержавшись: – Я не знала, что вы были представлены кузену моего мужа.

На самом деле, насколько она знала, сам Джеффри встречался с Себастьяном Верленом только два или три раза в жизни.

Онория слегка покраснела и сказала:

– О, да, мы встречались в детстве, много лет назад, но я этого никогда не забуду. Себастьян – лорд д’Обрэ – приезжал в Линтон-холл с родителями.

– О, понимаю. Так вы встречались в Линтон-холле?

Короткое, но красноречивое молчание.

– М-м-м, в Линтон-холле, верно, – подтвердила Онория, неожиданно растерявшись, и немедленно сменила тему.

Глупая гусыня, раздраженно думала Энни. Возможно, Онория «встречалась» с будущим виконтом на улице, может быть, они дрались из-за мячика или куличика из грязи, может, вместе прыгали через лужи в течение получаса. И на этом основании он с тех пор навсегда будет «Себастьяном» для мисс Вэнстоун.

– Мы идем в магазин мисс Картер купить лент, пока он не закрылся, – выпалила миссис Гесселиус, как будто это была самая приятная прогулка, какую она могла вообразить. Впрочем, может быть, так оно и было. Лили была еще глупее, чем Онория, но по некоторым причинам Энни относилась к ней лучше. Кристи рассказал ей по секрету, что Лили была страшной кокеткой и доставляла бедному доброму доктору Гесселиусу немало хлопот, что не вызвало сочувствия в суровом сердце Энни: по ее мнению, человек, женившийся на разбитной, легкомысленной женщине много моложе себя, обычно получал, что заслужил. И все же Лили не была так уж плоха. Безвредную глупость можно легко простить; несмотря на все легкомыслие Лили, Энни иногда улавливала проблески сообразительности, которые, дай ей время, могли бы вырасти во что-то более значительное. Времени потребуется не так уж много, если она поймет, что может заняться чем-то более интересным, чем проводить время с такой особой, как Онория Вэнстоун.

– Значит, вы спешите, – сказала Энни, довольная тем, что встреча так быстро заканчивается. – Я не буду держать вас посреди улицы.

Она пожелала им доброго вечера и отошла от них прежде, чем они успели спросить, куда она направляется, хотя в Уикерли это все равно невозможно было удержать в секрете. Она не сомневалась, что не меньше дюжины пар глаз провожали ее взглядом, пока она шла по улице, срезала угол по газону перед домом Кристи, поднималась по мощеной дорожке и стучала во входную дверь.

Открыла миссис Ладд. У нее была мука на переднике и пепел на лбу, оставшийся там с Великопостной службы [14]. Кощунственная мысль мелькнула в голове у Энни: если бы она знала, что не встретится с Кристи сегодня за чаем, она, может быть, пошла бы утром на службу, и у нее на лбу тоже остался бы отпечаток его пальца.

– Здравствуйте, миссис Ладд. Преподобный Моррелл дома?

– Его нет, миледи, – запинаясь, ответила экономка. – Он поехал в Мэрсхед в полдень на крестины. Я думаю, он отправился прямо к Уйди, если поздно выехал обратно.

– Нет, его там нет, я только что оттуда.

– Ну, я надеюсь, с ребенком Дрейперов ничего плохого не случилось. Элли Дрейпер уже потеряла трех новорожденных, двух девочек и мальчика, уж больно они у нее хилые. Если она потеряет еще одного, это разобьет ей сердце. – Обе женщины поцокали языками и покачали головами, чтобы выразить сочувствие миссис Дрейпер. – Хотите, чтобы я передала что-нибудь викарию, миледи?

– Да, пожалуйста. Скажите, что я получила письмо от нового виконта и заходила, чтобы переговорить с ним об этом. Оно касается границ пасторской земли.

Это было правдой, она получила письмо.

– Скажите ему, я буду дома вечером, может быть, он зайдет обсудить это дело. Это весьма важно.

Это было неправдой; в письме Себастьяна говорилось, что она может поступать с пасторской землей как хочет.

– Конечно, скажу, – встревоженно кивнула миссис Ладд.

– Спасибо.

Энни улыбнулась своей будущей экономке, думая, что, к счастью, они нравятся друг другу, и ушла.

* * *

Когда Кристи расседлал лошадь, церковные часы пробили половину одиннадцатого, и, когда он вошел с черного входа к себе домой, его никто не ждал. Миссис Ладд оставила на кухне свет и еду в еще теплой духовке. Он с трудом заметил записку под канделябром на столике.

Итак, Энни приходила. Записка заставила его улыбнуться, в ней было милое коварство. Но он был рад, что не встретился с ней. Ему надо было сделать выбор, а стоило ему ее увидеть, как его способность мыслить здраво куда-то улетучивалась. Не снимая пальто, не поев – миссис Ладд, должно быть, забыла, что он сегодня постится, – он снова вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

Было первое марта, ветрено и довольно тепло; его мать сказала бы, что это погода для простуды. В облачном небе была видна луна, но не звезды. Весна уже чувствовалась, хотя еще отдаленно, в запахе потревоженной земли и в возне червей, копошившихся в садовом удобрении. Решительно миновав мощеную дорожку, ведущую в ризницу, Кристи обошел церковь, чтобы зайти в главный портал, потому что этим вечером он пришел в церковь как человек, а не как священник. Его приветствовали знакомые запахи камня, застоявшегося воздуха и умирающих цветов. Свет исходил только от высокой алтарной свечи, заключенной в красное стекло, теплый, но одинокий огонь. Его шаги по каменному полу главного нефа отдавались тихим эхом; он дошел до средокрестия и сел, слегка дрожа от внезапного холода.

Он попытался прояснить свои мысли. Сначала ему пришла на ум лишь молитва, которую он повторял всю дорогу домой из Мэрсхеда: «Благодарю, Господи, за спасение ребенка Дрейперов, прошу тебя, храни его».

Благодарю, Господи. Прошу тебя, Господи.