Любить и беречь [= Грешники в раю] - Патриция Гэфни Страница 66

В полчетвертого удручающая возможность того, что Кристи не придет на чай к Уйди, практически стала реальностью.

Несмотря на этот удар, Энни не могла не веселиться. Это был, так сказать, еще один поворот драгоценного камня в ее руке, решила она, прихлебывая чай и поедая пирожные со взбитыми сливками. Вооруженная тайным знанием новых отношений, которые она будет скоро иметь с такими людьми, как Уйди, и мисс Пайн, и миссис Сороугуд, она видела их всех в другом свете. Ушла та принужденность, которую она ощущала, потому что они со своей стороны возвели между собой и ею сословный барьер, когда она, была леди д’Обрэ. Теперь она собиралась стать обыкновенной Энни Моррелл, женой священника, и это все изменило. Изменило так, что ей оставалось только удивляться, как нелепо было возводить этот барьер. Неужели она по неопытности внесла вклад в общественную обстановку, которая удерживала этих добрых людей на расстоянии? Неужели она бессознательно играла роль виконтессы только потому, что этого от нее ожидали? Неприятная мысль. Она бы расстроилась, если бы не знала, что это время прошло. Занимался новый рассвет, и ей было одновременно досадно и забавно, что она не может им об этом сказать.

– Еще чаю, миледи? – предложила мисс Уйди и улыбнулась от удовольствия, услышав в ответ «да». Энни не могла надивиться на то, как изменилась мисс Уйди. Дело было не просто в новом платье из мягкого шерстяного крепа бледно-розового цвета, не вполне, но почти модном, хотя уже одно это могло поразить. Еще более удивительна была аура возбуждения вокруг розовеющих щек и подрагивающих рук. Седеющие светлые волосы выглядели более взъерошенными, чем обычно, как если бы возбуждение мисс Уйди выходило через кожу головы и трепало ей волосы, прядь за прядью.

Причиной всех этих милых изменений мог быть только капитан Карнок, большой и угловатый в своем твидовом костюме; он выглядел как беспокойный мастифф в комнате, полной мелких воспитанных терьеров. Даже его голос, казалось, тревожил блюдца на чайном столике. Он следил глазами за мисс Уйди, куда бы она ни пошла с чайником, и старался поймать каждый вздох и нечастое высказывание, которое слетало с ее губ. Энни обнаружила, что следит за интригующим ритуалом с тем же глубоким интересом, который старались скрыть миссис Сороугуд и мисс Пайн. Старая миссис Уйди, которая должна была бы быть самым заинтересованным наблюдателем, была, увы, невнимательна к романтической мелодраме, развертывающейся в ее маленькой гостиной. Она оправилась после операции, но из-за сломанного бедра по-прежнему была прикована к креслу. Со своего удобного места во главе стола она кивала и дремала, прихлебывала чай и пощелкивала зубами, встречая одинаковой невинной улыбкой каждую фразу, которую слышала.

– Он сказал, что стал мировым судьей, – повторила мисс Пайн, стараясь включить свою старую подругу в разговор.

Миссис Уйди приложила руку к здоровому уху:

– Что? Мореной бадьей?

– Мировым судьей! Капитан Карнок!

– С большой семьей? О Боже.

Она послала капитану ласковый дружеский взгляд.

– Судья! – закричала ей миссис Сороугуд. – Только что назначен! Будет заседать в следующем квартале!

– О, – сказала миссис Уйди, оживившись, – судья. Это интересно.

Ее подбородок опустился на грудь, она заснула. Мисс Уйди бросилась к матери и подхватила пустую чашку из ее руки, прежде чем та упала на пол.

– Мы все за вас очень рады, сэр – тихо сказала она, покраснев и вертя чашку в руках. – Я уверена, вы будете творить справедливость.

– Ну, спасибо за это, мисс Уйди, – прогудел капитан. Казалось, он был доволен и горд. – Я расцениваю это как честь и серьезную ответственность и собираюсь сделать все, что смогу.

– Нам теперь придется величать вас «ваша милость»? – шутя поинтересовалась миссис Сороугуд. Капитан откинул голову и засмеялся. Мисс Уйди не удержалась и засмеялась вместе с ним.

– С меня хватит и «капитана». Знаете, Вэнстоун носит парик, а я не собираюсь. Неудобная штука, я в нем буду выглядеть как последний болван. – Его выпуклые щеки стали бронзовыми. – О, я прошу прощения.

Старые дамы хихикали и покашливали, закрываясь рукавами и делая вид, что они глубоко шокированы. Но Энни подозревала, что им импонирует его грубоватость, мужская прямота, ворвавшаяся в их утонченную дамскую обстановку, как свежий воздух в комнату, слишком долго простоявшую закрытой.

Пробило четыре часа, время, когда все чаепития в Уикерли подходят к концу. Уже на пороге во время прощания Энни вспомнила свой давний разговор с Кристи: он уверял, что она ошибается, считая, будто жители деревни питают к ней уважение, но отказывают в подлинной сердечности. Теперь, увидев их новым взглядом, она больше не искала скрытого смысла в словах благодарности и признательности, которыми капитан Карнок и старые леди благодарили ее за компанию. Еще важнее было то, что она сама отбросила собственные предубеждения и начала свободно выражать свое хорошее отношение к этим людям. Не удивительно, что все они были довольны встречей, и от мисс Уйди поступило удивительно смелое предложение: она попросила Энни называть себя Джесси.

Прекрасно проведенный день, думала Энни, стоя на тропинке позади чахлого зимнего сада семейства Уйди. Только вот Кристи не пришел. Глупо беспокоиться о нем: целая дюжина церковных дел могла его задержать. Но ей его недоставало; она не видела его целых три дня. Она чувствовала себя выбитой из колеи, когда столько времени проходило между их встречами. Мысль о возвращении в Линтон-холл в наступающих сумерках тяготила ее. Нельзя ли этого избежать? Она решительно повернулась, зашелестев юбками, и пошла на запад, к дому викария.

Она направилась вверх по Главной улице, кивая и возвращая поклоны всем, кто приветствовал ее. Ее одетая в черное, одинокая фигура была теперь привычным зрелищем и, слава Богу, больше не вызывала любопытства. Она прошла ряд домов, здание муниципалитета, постоялый двор, дом доктора Гесселиуса. Приятный запах свежего пива приветствовал ее у открытой двери «Святого Георгия». Кузница Суона, центр деревенских сплетен, надежных, как газета, была переполнена обычной компанией местных глубоких умов и просто шалопаев. Сидевшие на скамьях поднялись, увидев ее; все снимали шляпы и кланялись ей, а Трэнтер Фокс, как ей показалось, подмигнул. Какой смешной человечек. Он ей нравился, и Кристи тоже, хотя он почти не бывал в церкви и любил порассуждать о том, какой он большой грешник.

Проходя мимо претенциозного, в стиле Тюдоров, дома мэра, Энни увидела, как открылась парадная дверь и Онория Вэнстоун вышла в сопровождении Лили Гесселиус. Как некстати, подумала Энни, замедляя шаг. Она собиралась пойти домой к Кристи, чтобы выяснить, где его черти носят, и ей не хотелось попусту тратить время, а в Уикерли, по ее мнению, не было никого, кто умел бы попусту тратить время лучше, чем Онория Вэнстоун.

– Леди д’Обрэ, какой приятный сюрприз! – воскликнула эта девица, едва завидев ее.

– Приятный сюрприз, – эхом повторила Лили, постоянная спутница Онории в последние дни.