Любить и беречь [= Грешники в раю] - Патриция Гэфни Страница 65

Я написала ему в ответ:

«Мирровый пучок – возлюбленный мой у меня; у грудей моих пребывает.

Уста его – сладость, и весь он – любезность.

Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой, дщери Иерусалимские!»

Но теперь, конечно, я не узнаю, хотел ли он выдать стихи из Песни Песней Соломоновых за свои. Скорей всего нет. Вероятно, он хотел дождаться от меня похвал стихам и потом сказать: «Ага! Это из Библии!» Меня слегка раздражает, что он думает, будто я такая темная, что не смогу узнать их. Я агностик, а не невежда!

18 февраля

Мы опять спорили. (В нашем стиле; Кристи – единственный человек из всех, кого я знаю, кто спорит без всякого ожесточения. Что не всегда так уж безобидно: иногда он меня страшно угнетает своим адским терпением и своими широкими воззрениями.) Как обычно, дискуссию пришлось начать мне. Он хотел пережевывать проблему втихую, а я решила вытащить ее на свет во всей ее неприглядности: его чувство вины. Я не сказала ему, как больно меня задевает, что у него все еще есть моральные сомнения по поводу того, что мы делаем, но промолчала только потому, что он об этом и без меня уже знает.

Он согласился с тем, что наша любовь – это правильно; мы расходимся лишь в том, каким должно быть плотское выражение нашей любви. Я перестала называть его «провинциалом» (слишком много возможностей получить это бумерангом назад), но для меня ясно, что различия в воспитании заставляют нас видеть этот предмет в столь разном освещении. К тому же он всегда указывает на то, что если сделает исключение для себя, как он сможет блюсти чистоту нравственности своей паствы? Как сможет он смотреть в глаза невинным мальчикам и внушать им, что нельзя совращать девушек, или посещать бордели, или уводить любимую из дома и совокупляться в стогу сена до свадьбы? Как сможет он сказать фермеру такому-то, что его связь с вдовой такой-то есть грех?

Я говорю ему, что это не грех и что я в любом случае не знаю, почему он считает своим долгом внушать им, будто это грех. (При этих словах он воздевает руки к небу и начинает называть меня «язычницей» и «безбожницей» – хотя и без раздражения.) Если фермер такой-то женат, говорю я, тогда, может быть, это и плохо, но, если они оба свободны, в чем же вред? В любом случае Кристи и я поженимся со временем. Почему считается, что мы не должны телесно любить друг друга? Покажите мне это место в Библии! (Он не может.) Разве мы не люди? Разве Бог не дал нам человеческие тела, плоть и кости? Он сделал нас такими, что мы желаем друг друга, как же он может все перевернуть и считать наш любовный союз грехом? И так далее, и так далее.

И я начала кое-что почитывать, чтобы укрепить свои аргументы. Нашла у святого Августина: «Любите и поступайте, как захотите». Вот тебе, Кристи!

Конечно, Кристи уже знал эту цитату и после раздумья ответил другой цитатой из Августина:

«Дай мне целомудрие и воздержание, но не сейчас». Он говорит, что это означает, будто святой считал целомудренное поведение предпочтительным, но не был фанатиком. Насколько я понимаю, это совпадает с позицией самого Кристи. Или будет совпадать, когда его проклятая совесть даст ему свободу. Я люблю его совестливость, его убежденность, его правоту, но иногда мне хочется взять его за плечи и вытрясти все это из него.

22 февраля

Сегодня мы заключили договор: никаких споров, вообще никаких разговоров о будущем, просто наслаждение друг другом в те слишком короткие часы, которые мы можем выкроить, чтобы побыть вместе. О, какой вечер! Я могла бы умереть в его объятиях совершенно счастливой и считать свою жизнь прожитой не зря. Благословенной.

Домик сторожа. Мне нравится само словосочетание! (Я хотела бы заказать Кристи поэму о нем, но заранее боюсь последствий.) После того как мы поженимся, я думаю, нам следует возвращаться в домик каждую годовщину (если он будет свободен) и вспоминать старые времена. Какое счастье. Какое удовлетворение. Когда стану старой, я буду вспоминать эти вечера, эти полуночные встречи, и не важно, что мне еще принесет жизнь: радость или трагедию, будет она полной или пустой. Я посмотрю назад и скажу: мне достаточно. У меня был Кристи, мы любили друг друга, и этого довольно.

Да простит его Бог, он все еще считает проступками наши встречи, секретность, истории, которые мы придумываем, чтобы быть вместе. Но когда мы вместе, когда мы наконец одни в нашем маленьком убежище, он дает все, что может мечтать найти в своем любовнике любая женщина. И я нахожусь в постоянном нетерпении. Возможно, это пройдет. Возможно, мое тело со временем успокоится и привыкнет к этому… этому неописуемому переживанию. Но сейчас я живу только ожиданием тех часов, когда мы можем быть вместе.

Это любопытно. Я никогда раньше не считала себя особенно страстной. Плотская любовь меня всегда интересовала, а не отталкивала (что отличает меня от большого числа респектабельных англичанок), и тем не менее я никогда особенно не задумывалась о ней. Мой единственный образец – это пример моего отца и его многочисленных любовниц. Некоторые из них мне нравились, одну или двух я даже любила, правда, недолго, потому что их сменили новые.

Но сейчас я как будто превратилась в другого человека. Я себя с трудом узнаю. Нет, я не сошла с ума, я сохраняю все свои способности. Если на то пошло, мое сознание острее, чем обычно, как будто поднялась занавеса между миром и мной, и я все вижу, слышу и чувствую острее, чем обычно, незамутненно. Это мое женское тело вернулось в себя. Я жажду. Я жду. О, скажу это: я вожделею. Я стала женщиной. Я могу впасть в транс, читая книгу, глазея в окно, обедая в одиночку, и превратиться в сосуд собственной плоти, умирать от желания освободиться и осуществить себя. Состояться как женщина. Кристи разбудил меня. Я люблю его за многое, но мне не стыдно признаться, что это одна из главных причин.

Как перед Богом, в этом нет греха. И в глубине души, я думаю, он согласен со мной. Потому что я права. Он умнее меня, но на этот раз, бедняга, он на шаг позади.

27 февраля

Предпоследний день самого короткого месяца. Недостаточно короткого, однако: я хотела бы, чтобы все они были из десяти дней, из двух, все вплоть до ноября!

Я приглашена вечером в дом Уйди, на чай к пожилым дамам. Я слышала из надежного источника, что капитан Карнок проводил мисс Уйди домой из церкви в прошлое воскресенье. Интересно, пригласят ли сегодня капитана? Если да, то я смогу сама судить, как продвигается это милое, но удивительно неторопливое ухаживание.

Однако настоящий сюрприз это то, что придет Кристи. Я обожаю эти встречи на людях, когда нам приходится притворяться, что мы всего лишь обычные знакомые, викарий и владелица поместья. Он, конечно, этого не любит – еще бы! – и я думаю, что получаемое мною удовольствие говорит не в мою пользу. Но все равно это восхитительно. Иногда я посылаю ему страстный взгляд поверх чашки чая, просто чтобы увидеть, как покраснеют его красивые щеки. (Ребячество, я знаю, но ничего не могу с собой поделать.) Однажды на обеде у доктора и миссис Гесселиус я сняла туфлю и стала щекотать его ногу под столом своей голой ногой. Я думала, он опрокинет суп на колени. После он сделал мне выговор, но я не думаю, что от чистого сердца. Я-то уж точно не от чистого сердца обещала больше так не делать.