Бытие - Дэвид Брин Страница 52

– Почему я должен носить эту штуку? – пожаловался Джеральд.

Он завернул рукав своего недавно выстиранного и выглаженного мундира, показав то, что находилось под ним, – бугор в мясистой части предплечья. Вживленный телеметрический датчик НАСА.

– Не будьте тряпкой, – сказала генерал Хидеоши. Во плоти бригадир оказалась еще миниатюрнее, чем на экране, – это производило парадоксальный эффект, добавляя солидности ее чину. В свете прожекторов блестели звезды на ее плечах. – У вас с начала тренировок – имплантаты.

– Ну, это для диагностики общего состояния и инъекций, связанных с работой. По окончании миссии все их убирают. Но эта штука огромная! И я знаю, что она не только измеряет мое кровяное давление.

Акана пожала плечами.

– Цена свободы, друг мой. Схватив эту штуку, вы сами выбрали роль человека – подопытного кролика. – Она кивнула в сторону Объекта. Гладкий, он светился в выстланной войлоком колыбели на переговорном столе в нескольких метрах от Джеральда. – Либо это, – она показала на руку Джеральда, – либо длительный строгий карантин. Вы знаете, что и сейчас не поздно сделать выбор. Возвращайтесь в бак.

Джеральд фыркнул.

– Нет, спасибо.

– Добро пожаловать, – усмехнулась Акана.

Он не стал упоминать про другие имплантаты, о существовании которых только подозревал, – например, какое-то инородное тело внутри его левой глазницы анализировало свет, не заслоняя роговицу. Оно смотрело на мир сквозь его зрачок. В сущности, видело то, что видел он. Как будто мало того, что десяток других членов команды непрерывно следят за ним, когда он общается с Вестником (таково одно из его названий).

Его называют «моим» яйцом. Галактическая жеода Джеральда. Или Гаванский артефакт. Или штукенция, которую мусорщик-ковбой Ливингстон заарканил космическим лассо. Лучше бы она оказалась безопасной и доброжелательной, потому что мое имя навсегда к ней привязано. И в случае добра, и в случае зла.

Из-за плотных занавесей доносился гул голосов прессы и приглашенных гостей, рассаживающихся в зале – самом просторном помещении Исследовательской лаборатории флота под Вашингтоном. Удобное старое здание без ущерба пережило День ужаса; оно приемлемо с точки зрения дипломатии и в то же время обеспечивает армейский уровень секретности.

По эту сторону занавеса занимают назначенные им места за длинным столом важные сановники. Вначале представители НАСА и Министерства прогнозов, затем – ЗС, АЮ и СЕАКС. И наконец, делегаты от гильдий и академии. Некоторые из них помогали в проведении предварительных анализов на Кубе. Другие просто хотели пожать Джеральду руку – разумеется, ту, что не касалась артефакта. Многие просто смотрели на овоидный кристалл, спокойно блестевший в свете сценических софитов.

Кто-то предложил набросить на него пурпурную ткань, чтобы президент с должным драматизмом открыл его, но психолог – специалист по связям с общественностью отсоветовал: «Пусть публика увидит его сразу, как только откроется занавес. Все равно никто ни о чем другом не думает. Поэтому превратим это обстоятельство в драматическое преимущество. Надо сидеть и ждать, пока все зрители разглядят Объект с помощью очков и виртов. Это выражение полной открытости. И только когда суматоха уляжется, появится президент».

Впрочем, это мнение восходило к тем временам, когда президент еще действительно обладал огромной властью. Сейчас все это представляется чушью. Но если бы Объект укрыли, Джеральд хотя бы получил передышку, перестал бы испытывать постоянную тягу к Объекту, не дававшую оторвать от него взгляд. Проблему решила простая практичность. Чтобы функционировать, Объект должен все время оставаться на свету.