Дай мне любить тебя - Виолетта Роман Страница 45

Настоящее время

Он стоит спиной ко мне. Сгорбленный немного, ссутуленный. Только что я сбросила на него огромную каменную плиту, и я вижу, как каждая мышца его дрожит от перенапряжения.

Пальцы зудят от желания прикоснуться, обнять. Разделить эту боль на двоих. Ведь она наша общая, она его и моя. Только я на месте стою, потому что мы давно уже друг другу чужие.

Илья сжимает кулаки. Он опускается на асфальт, на колени, опирается руками о твердую поверхность и свешивает голову. Ему больно, и это разрывает. Я знаю, какого ему сейчас, потому что то же самое проживала все эти семь лет. день ото дня.

— Почему ты не сказала мне?! Когда я пришел к тебе в больницу, ты соврала, — его голос тихий, хриплый. Кажется, будто все силы враз покинули Верха. Теперь передо мной тень от него прежнего.

Я подхожу к нему ближе. Усаживаюсь рядом на асфальт. В глаза его потерянные смотрю.

— Потому что твоя мать угрожала мне. Потому что Марго была беременна от тебя, и у нее, в отличие от меня, ребенок был жив… Потому что я была разбита и сломлена, Илья… и я была в таком состоянии, что поверила этому видео. На нем ведь, действительно, были ты и она.

Он мечет в меня колким взглядом.

— Я не трахался с ней, Вика! Тогда она, правда, оказалась в клубе. Я был пьяным, но я помню все! Я не знаю, что именно на том видео, я не помню уже всего, это было семь лет назад, — он поворачивается ко мне лицом, и сейчас в его глазах плещется океан из боли и гнева.

— Но я бы и пальцем ее не тронул.

Я киваю. Мне хочется успокоить его. Удивительно и парадоксально. Мне все еще не плевать на Илью, и до сих пор его боль — моя боль.

— Справка была поддельная, Марго сделала это специально. Когда я узнала, что ты не с ней, я все поняла. Не знаю, как она оказалась в том клубе, может быть благодаря Птахе?

Илья кривится.

— Нет. Он бы не стал ей помогать. Не Птаха…

Когда он говорит о друге, таким уязвимым становится.

— Мне так жаль… Птаха погиб героем, я знаю, как было больно тебе, — тянусь к нему ладонью и осторожно касаюсь плеча. Он поднимает на меня глаза. В них слезы. И это так страшно, когда такой сильный и непробиваемый, как Верх, сидит и смотрит на тебя затравленным взглядом.

— Ты была с ним, — произносит вдруг, смахивая со злостью влагу с лица. — Там, у дома Заура. Как ты общалась с ним, если он…сделал это с тобой?

— Я не знала. Пока ты не начал кричать и не сказал, что это он был на том видео. Твоя мать сказала, что видео есть, и она покажет его тебе… но я не видела. И я сразу после выписки из больницы уехала с отцом в Москву. Твоя мать дала денег. Я не хотела их брать, но мне было так плохо. Я просто бежала…

Его трясет. Сидит на траве, смотрит куда-то перед собой, руки на коленях. Верховский никогда не умел держать эмоции в себе, и сейчас у него не получается. Вижу, как его кулаки то сжимаются, то разжимаются и уже жалею, что рассказала обо всем. Как бы бед не натворил.

— Он что-то сделал тебе? — цедит сквозь зубы. Голос сиплый, надломленный.

Я не понимаю, о чем он.

— Кто?

— Этот у*бан. Когда ты уехала с ним из дома Заура. Он сделал что-то?

Покачала головой.

— Нет. Это я влепила ему пощечину. Он хотел мне признаться. Приехал тогда за мной, видимо, поговорить хотел…

Верх вдруг вскакивает с земли.

— Сука. Я из него кишки выпотрошу! — Илья тянется к телефону.

Я следую за ним. Понимаю, что он собирается сделать, и страшно становится.

— Илья… — касаюсь его руки. Он замирает, опуская на меня затуманенный яростью взгляд.

— Не надо. Это в прошлом все. Не надо…

Стискивает зубы, кривится. А потом резко притягивает к себе.

И мы молчим. Просто стоим, обнимая друг друга. Две темные фигуры на обочине ночной дороги. Две израненные, сломленные души. Два некогда родных, но теперь таких разных и чужих человека.

Я запах его вдыхаю, ощущаю силу его тела и запоминаю это все. Потому что больше он ничего от меня не узнает. И держать его рядом было бы с моей стороны издевательством. У нас нет будущего, и я не имею права давать ему хоть какую-то надежду на него.