Компаньон ее сиятельства - Эванджелина Коллинз Страница 44

Одно дело, когда Стирлинг бьет ее в присутствии своих друзей, и совсем другое, когда ее домоправительница, женщина, с которой Белла общается каждый день, видит ее дрожащей от страха, с залитым слезами лицом. Она потянула руку. Миссис Кули отпустила ее запястье, повернулась и стала подниматься по лестнице.

Белла мгновение постояла неподвижно. Но ступеньки вниз приведут назад к Стирлингу, поэтому она неохотно, последовала за экономкой. Золотистый свет от свечи миссис Кули отбрасывал тени на стены. Когда они достигли второго этажа, миссис Кули вначале просунула в дверь голову, прежде чем полностью ее открыть.

Она махнула Белле.

— Идемте. Прислать вам Мейзи? — спросила она.

— Нет. — Белла быстро шагнула в пустой коридор, проскользнула в свою спальню, и колени её подогнулись, едва только она повернула замок в двери.

Месяц спустя Гидеон смотрел из окна кареты на высокую черную дверь. Полукруглое окно над ней было темным. Как и окна по обе стороны от двери, и те, что на втором и третьем этажах. Но он знал, что дом не пуст. В нем есть один человек. Точнее, женщина, которая, вероятнее всего, уже начинает терять терпение.

Гидеон гордился своей пунктуальностью, тем, что всегда прибывал в назначенное время. И все же десять часов пришло и прошло, прежде чем он покинул свою квартиру. По этой причине он находился сейчас в этой карете. Потребовалось бы тридцать минут, чтобы дойти до дома леди Девлин, и, как бы он ни пытался этого избежать, прийти после одиннадцати было бы нехорошо.

Вытащив карманные часы, он приподнял лицо к окну, чтобы поймать свет от ближайшего уличного фонаря. Без десяти одиннадцать. Он вздохнул. Дольше откладывать уже нельзя. В любом случае, задержись он тут дольше, его сюртук пропитается запахом этого старого наемного кеба, а пыль и земля — две субстанции, запах которых не приветствуется в женской спальне.

— Вы выходите или нет?

— Да, — отозвался Гидеон. Он вышел из экипажа и заплатил нетерпеливому кучеру. Щелкнув поводьями, возница уехал. Гидеон остался стоять под фонарем. Как только кеб скрылся из виду, он поднялся по каменным ступенькам на парадное крыльцо, повернул ручку и открыл черную дверь. Заперев ее на замок, попытался сориентироваться в темном доме. — Третий этаж, — пробормотал он, вспоминая записи в своем блокноте.

Поднявшись на площадку второго этажа, Гидеон остановился и презрительно фыркнул. Можно подумать, что он взбирается на виселицу. Такими темпами он и к полуночи не доберется до спальни леди Девлин.

Больше чтобы доказать себе свою правоту, чем ради чего-то еще, следующий лестничный марш он буквально пролетел. И все же остановился у двери в конце короткого коридора и уставился на блестящую медную ручку.

— Хватит, — пробормотал он, презирая себя. Это внутреннее сопротивление исчезнет, если ему удастся пройти через эту единственную встречу. Тогда он сможет двигаться дальше, как было всегда. Ибо это то, что он обычно делает. И ему надо работать, если он надеется когда-нибудь бросить все это.

Он закрыл глаза и настроился на текущую задачу.

Леди Девлин. Пят футов один дюйм. Роскошная, привлекательная брюнетка. «Не так плохо, могло быть хуже». Он постучал один раз и открыл дверь.

Дьявольщина!

Сердце его упало. Конец его надежде перетерпеть это свидание. Множество свечей, расставленных в комнате, освещали леди Девлин во всем ее нагом великолепии, разметавшуюся на большой кровати с балдахином.

— Гидеон! — Она вскочила с кровати и бросилась к нему. — Негодник этакий. Ты заставил меня ждать.

Не дожидаясь ответа, она обняла его. Гидеон попытался отключить мозг, задвинуть его подальше и действовать в соответствии с мужским инстинктом, но все было не так. Аромат сирени наполнил ноздри. Полные груди прижимались слишком низко к его груди. Леди Девлин что-то мурлыкала.

Ее руки нетерпеливо потянулись к ширинке брюк. Не без труда ему удалось не поддаться желанию резко отстраниться, и он заставил себя ловко, плавно взять ее руки в свои. Он рассеянно пощекотал ладони кончиками пальцев, размышляя, куда бы положить ее руки. Ему даже не хотелось, чтобы она прикасалась к нему. Заведя руки ей за спину, он удержал их там, покусывая впадинку за ухом.

Женщина снова прижалась к нему своим внушительным бюстом.

— Да, — вздохнула она.

Может, стоит привязать ее к кровати? Но что он потом будет с ней делать? Его мозг отказывался помогать. Все, о чем он мог думать, — это как бы уйти от нее. И его тело — у него возникло сильное подозрение, едва он ступил в эту спальню, — тоже не собирается помогать.

Она сделала шаг назад, в сторону большой кровати, занимавшей центральное место в комнате, но он не сдвинулся с места, словно прирос к полу. Ни за что на свете он не ляжет на эту кровать. Не стоило ему приходить в этот дом. Надо было отказаться от визита и продолжать вести возложенный на себя самого обет воздержания.

Множество записок, которые он получил за эти последние недели, были проигнорированы, оставленные кучей на обеденном столе. Ни одна из них не была написана тем отчетливым, плавным почерком, которого он ждал. Но даже если его клиентки и не жалуются на это молчание, очень скоро это сделает Рубикон. Он уже несколько месяцев не платит ей. И дабы заполнить длинные, одинокие дни, отвлечься от причины, по которой не хочет работать, он стал частым гостем за игровыми столами.

Воспоминание о проигрыше прошлой ночью накатило на него, и это отнюдь не помогло в его теперешнем затруднительном положении. Он не мог поверить, что опустился так низко, чтобы играть в рулетку. Всем известно, что перевес всегда на стороне клуба. И все равно он бросил фишки на зеленое сукно и оцепенело наблюдал, как крупье сграбастал их.

У него нет ни малейшего желания спать с этой женщиной. И не только с ней. Он был вялым, словно старый импотент, с тех пор как вернулся в Лондон, без малейших следов утренней эрекции.

Гидеон почувствовал, как она заерзала, чтобы сделать еще один шаг к кровати, и пытался наскрести хоть что-нибудь, хоть малейший намек на желание. Хотя бы крошечный. Сладострастные образы всплыли перед его мысленным взором.

Женщина на коленях, ее накрашенные губы на его возбужденной плоти, черные волосы рассыпались по обнаженной спине. Две красавицы на кровати ласкают друг друга, глаза, полуприкрытые отяжелевшими веками, приглашают присоединиться к ним.

Но все бесполезно. Никакой реакции. Он никогда в жизни не был таким вялым.

Его инструмент никогда не подводил его. Он даже не задумывался над этим, просто становился твердым всякий раз, когда это было нужно. И до сегодняшней ночи ему никогда не приходило в голову, что самые доверенные части тела его подведут. Он чувствовал себя музыкантом, который вдруг понял, что не может сыграть ни одной ноты. Солистом, стоящим перед оркестром без своей скрипки. Это потрясло его до основания, полностью лишило уверенности в себе. Вся его взрослая жизнь была построена на этой части тела, а теперь…