Соблазни меня - Нэнси Уоррен Страница 41

—Интересуетесь? — обратилась к Дункану молодая, но невзрачная, как мышка, женщина. — Могу дать нужные справки.

Он вернул тяжелую серебряную вилку в футляр красного дерева, обитый изнутри потертым бархатом, с надписью «Столовый набор на двенадцать персон, конец Викторианской эпохи, примерно 1890 год».

Короткого взгляда хватило, чтобы оценить продавщицу. Синяя юбка до колен, белая блузка, туфли на среднем каблуке, скромный узел волос на затылке, лицо довольно приятное, но до того ординарное, что, глядя на него, хотелось зевнуть. Ей самое место за регистрационным столом библиотеки, и невольно пришло на ум, что, поменяйся они с Алекс местами, доходы антикварного магазина вскоре достигли бы заоблачных высот.

— По правде сказать, меня больше интересует изобразительное искусство, — ответил он с улыбкой и в полный голос, тем более что других покупателей в магазине не наблюдалось.

Как он и надеялся, его громогласное заявление выманило Эрика откуда-то из задней комнаты.

— Я сразу понял, что пришли вы, — заверил бывший родственник Алекс с деланным удовольствием и вполне искренним недоверием в голосе, протянув руку для пожатия. — Впервые у нас в магазине?

— Да.

Он сказал правду лишь отчасти. Дункан еще не заходил сюда в рабочие часы, но как-то ночью наведался и обнаружил солидный промышленный сейф с крупной суммой наличными и целым рядом интересных антикварных предметов, которые, как он сегодня убедился, днем выставлялись на продажу: древние погребальные маски, фамильное столовое серебро и драгоценности.

— У нас нет ничего, что произвело бы впечатление на человека с вашим опытом и эрудицией. — Эрик адресовал Дункану свою фирменную улыбку. — А впрочем… вот, извольте взглянуть! Я выкупил это полотно в одном имении, когда оно шло с молотка. — Они остановились перед небольшим пейзажем. — Что скажете?

Дункан наклонился к пейзажу так, словно видел его в первый раз, что так же мало соответствовало истине, как и указанная цена. Оценить картину по достоинству мешала растущая неприязнь к Эрику.

— Так… Анна Хиллз… по моим скромным предположениям, написано в Калифорнии, в двадцатых годах, в стиле пленэр. Признаюсь, мне нравится. — Пейзаж невелик, тридцать на тридцать пять, но колорит во вкусе Дункана. — Очень, очень неплохо!

— Стоит только пожелать — и он ваш! — воскликнул Эрик и подмигнул серой мышке, своей помощнице, которая топталась рядом.

— Я подумаю, — ответил Дункан. — Если честно, мне больше по душе европейские импрессионисты, чем американские. Если у вас завалялись Моне, Гоген или что-нибудь в таком роде, я первый в очереди.

Он засмеялся, и они вежливо присоединились к нему, показывая, что оценили шутку.

— Ну а уж если имеется припрятанный Ван Гог!..

В самом деле любезная улыбка Эрика застыла на манер акульего оскала или это всего лишь игра его воображения?

— Нет, таким мы похвастаться не можем.

— Кто знает, кто знает… — заметил Дункан легким тоном, но после многозначительной паузы. — Клады обнаруживаются в самых неожиданных местах.

Казалось, все разом затаили дух, и в наступившей тишине постукивание маятника старинных часов показалось очень громким и зловещим. Самый воздух вдруг сгустился, словно вся антикварная пыль разом повалила из мельчайших щелей. Наконец Эрик прокашлялся и заговорил:

— Анна Хиллз будет вас ждать. Заходите в любое время.

— Ловлю вас на слове. — Дункан повернулся к невзрачной помощнице и озарил ее обаятельнейшей из своих улыбок. — Раз уж я здесь, отчего бы не выбрать подарок для женщины, с которой встречаюсь? Будьте добры, покажите что-нибудь поинтереснее из драгоценностей.

На Эрика он не смотрел, но этого и не требовалось. Все нужные намеки он сделал. Если у соперника еще оставались сомнения насчет того, в каких отношениях он находится с Алекс, то они, конечно же, развеялись.

Долго выбирать не пришлось. Дункан уже присмотрел серьги ардеко, платина с ониксами, — совершенно в стиле Алекс, изящные, геометрически правильные, одновременно дерзкие и элегантные. Продавщица (если верить табличке с именем, ее звали Шери — ни к селу ни к городу) отвела его к витрине с драгоценностями, часами и разного рода безделушками.

— Вон те подвески, пожалуйста.

Она отперла витрину. Полюбовавшись немного, он кивнул. Когда наступило время платить, подошел Эрик:

— Позвольте, я сам их упакую.

Судя по удивленному взгляду продавщицы, обычно он не снисходил до подобных услуг клиентам.

— Словно созданы для Алекс, — заметил он, перевязывая коробочку золотистой подарочной лентой. — Хороший выбор. Много лучший, чем, скажем, массивное золотое ожерелье. — Он поднял взгляд на Дункана. — Мы же не хотим скрывать такую чудесную «любовную мушку»?

Трудно сказать, в какие слова он облек бы свою «парфянскую стрелу», не будь рядом помощницы, но в ее присутствии ограничился жестом — коснулся кончиками пальцев правее левого соска, именно там, где у Алекс красовалась родинка.

До сих пор Дункан считал, что ревность не из его спектра чувств, но выпад Эрика (а главное, откровенно плотоядная мина на его лице) взбесил его настолько, что захотелось выбить сразу все его беленые зубы одним хорошим ударом.

Пришлось бороться с собой, пока соперник завязывал бантик и клал сверток в фирменный пакет магазина. Не надо поддаваться на провокацию, уговаривал Дункан новую для него часть своего «я», так неожиданно и странно активизированную. Гнусный тип нарочно его злит.

Тем не менее, выходя за дверь (небрежной походкой, словно кровь тяжелым молотом не била в виски), он думал только о том, что Эрик видел Алекс обнаженной. Иначе, каким образом он выяснил насчет родинки? Она расположена так, что даже самый откровенный бюстгальтер с успехом ее скроет. Выставить ее на обозрение можно только вместе с соском.

Воображение с готовностью нарисовало сплетенные голые тела в постели и загребущие руки Эрика на груди Алекс. Захотелось пинком сбить ближайшую урну.

Двигаясь по тротуару резким шагом рассерженного человека, Дункан взывал к своему здравому смыслу, убеждая себя, что Алекс, насколько он успел ее узнать, просто не может спать с мужем сестры, пусть даже он и бывший. При всех ее откровенных нарядах и еще более откровенном поведении в постели, у Алекс есть принципы, есть мораль.

Зато у Эрика нет ни того, ни другого. Очень может быть, что он видел фотографии сестер в ванне, еще в младенческом возрасте, в каком-нибудь семейном альбоме и не поколебался воспользоваться увиденным к собственной выгоде. В конце концов, что ему остается? Надо отдать должное, он сделал ответный выпад только после пары намеков, не более тонких, чем, скажем, рогожа.