Главная роль - Татьяна Успенская Страница 37

Теперь его трясёт. И Варвару трясёт.

– Я знаю, куда он поехал.

Варвара смотрит на него зрачками, залившими радужку. Волосы её от корней – тёмно-русые, она перестала красить их с того дня, как побывала у Лизы, и они, эти тёмно-русые стебли длиной в восемь-девять сантиметров – уже живые.

Русая шапочка над выжженными прядями и зрачки. Оказывается, она – Варежка, а не Варвара.

Вот почему он перестал мёрзнуть с той минуты, как она вошла. И под его благодарным взглядом она спрашивает одними губами – «куда?».

– В детский дом – удочерять новую девочку. Он – Вурдалак, Вампир, Оборотень.

– Этого нельзя допустить, он и её погубит.

– Звонил Коляш. Просил меня позвонить.

– Тебе нужно ехать на полигон и на металлообрабатывающий завод. Туда не довезли груз. С полигона вывезли, туда не довезли.

– Кто был на полигоне?

– Они не знают того, кто был, но талон предъявлен наш. Пожалуйста, исследуй ситуацию, пусть тебе опишут внешность, если запомнили. Генка на сегодня выпал. А насчёт девочки… мы с тобой пойдём другим путём. – И Варвара, как после тяжёлой болезни, потащила себя к выходу. У двери обернулась и усмехнулась. – А ты, оказывается, тоже умеешь.

– Что? – не понял он.

– Ругаться матом, муженёк!

Он не захотел сесть в кресло, в котором сидел Херувим, и поволок его вокруг стола – для посетителя, себе взял то из двух, где никогда Херувим не сидел.

По кабинету гуляли мартовский холод и запах свежести. Всё-таки снег начал таять, и ветер уже несёт от неба эту весть: скоро солнце явится и вцепится в промёрзшую, ноздреватую плоть. Алесь вздохнул глубоко свежесть, закрыл окно и подошёл к телефону.

Наверное, это работа в «Мусоре», общение с Варварой, Херувимом и Апостолом подготовили его к переменам, а со вчерашнего вечера он физически ощущает, как созидается в нём новая – мужская суть. Не уходить надо было тогда, а найти любую работу – не может не быть её для него молодого и сильного, и найти суррогатную мать и родить их с Лизой не рождённого сына! Трус!

Сейчас Алесь взял в руки аппарат телефона и стал изучать его. «Жучок» должен быть обязательно – в аппарате ли, в ящике ли стола, под столом: Херувим не мог не оставить «жучка» – нужно же ему узнать, где его Вася! И новый Алесь знает то, чего никогда не пришло бы в голову Алесю инфантильному.

И он нашёл «жучок». И поспешил в туалет и выбросил его, залив страхом пережитого сегодня узнавание истины: Херувим вовсе не Херувим, он Вурдалак и Оборотень. И он, Алесь, бросает вызов, объявляет войну Херувиму-Вурдалаку: он разоблачит Херувима – не с помощью Варвары, а с помощью Коляша. И весь этот Дворец Мусора, с диспетчерами, техниками, инженерами-специалистами, наконец очистится от злого колдовства. Варвара, несмотря на зону, ничего не понимает в том строении, которое возвела, и он должен спасти Варвару, как спас Аню. Для этого и попал он в этот дом лжи. Варвара чувствует опасность, а откуда исходит она, не понимает: несмотря на зону, она всё ещё та наивная, несчастная девочка, что убежала из дома и раскрылась своей красотой в первой своей любви с Коляшем.

Алесь набрал номер Коляша. Голос Коляша бьёт по барабанным перепонкам надеждой: у него теперь есть друг, есть брат!

– Надо поговорить как мужик с мужиком.

И Алесь спешит сказать «да» этой встрече.

– Могу быть у тебя в четыре. Сейчас нужно на полигон и на завод.

– В четыре совещание. Приезжай в шесть за вчерашний стол. Сегодня там Лера. Предупрежу её, чтобы усадила тебя с любезностью и принесла соку, если явишься раньше. До шести, Алесь.

2

Курсы вместе с Аней, репетиции – Аня оставалась дома, с Ольгой шила занавески и чехлы на диваны в гостиной, покупка тахты, игрушек, пособий для занятий, одежды… поздние ночные и утренние ранние застолья с Гоги и Аней, иногда с Петром (он полюбил у них ночевать) – время несётся: некогда косы переплести. Ей нравится вместе с Аней готовить завтрак и нести его к накрытому Аней столу, нравится засовывать грязные тарелки в машину, бесшумно и чисто вымывающие их, нравится устраивать с помощью Семёнычей и Ани детские комнаты.

Пока их две – для двух мальчиков и двух девочек. Для каждого Семёныч соорудил уголок по диагонали: шкаф – для белья и костюмов, кровать, которая легко превращается в стену со шведской лестницей, тумбочка, стол с выдвигающейся полкой для компьютера, с ящиками и тайниками.

Каждую новинку бежали смотреть все, кто переступал порог дома: охали, ощупывали и оглаживали как живые существа.

Гриф всё пробовал на язык – словно мету ставил: принято.

Он снова превратился в щенка: носился по участку, нюхал снег, раскидывал его лапами – скорее, скорее освобождайся, земля! И по дому носился, сбивая стулья и прихватывая мягкими губами обувь.

С ним возникло сразу несколько проблем: как ему выходить гулять и приходить обратно независимо от людей, как чистить лапы в дождь и грязь и что разрешать ему, что нет – уж очень он во всё суёт свой нос. Выход нашёл Семёныч:

– У вас же есть чёрный ход! Вырежу лаз для него: Гриф сам сможет открыть его лапой туда и обратно, а захлопываться лаз будет автоматически. На пол от лаза до кухни настелем специальные циновки, поглощающие влагу и грязь. Конечно, их нужно будет пылесосить.

Родители приехали во второй вечер переезда. За ужином сидели тихие, и расшевелить их Лиза не смогла. А Гоги ещё не вернулся.

– Вы расстроены? Вам не нравится дом? Вы обижены на меня? – приставала к ним Лиза.

Они вяло отвечали, что всё в порядке, просто устали. И рано собрались домой.

– Останьтесь! – упрашивали их Лиза с Аней, но они уехали, а Лиза долго не могла уснуть. Что-то с ними происходило, им явно сейчас плохо, но как помочь, Лиза не понимала – она неслась вихрем подготовки к своей многодетности.

Гоги тоже отмалчивался, о родителях разговоры тушил: «Ну, устали люди, сразу видно!»

В свои свободные дни Гоги куда-то убегал. Возвращался довольный и возбуждённый.

Звонила родителям каждый день перед сном – заплетающимся языком желала спокойной ночи и падала в койку. «Завтра, всё завтра». Даже сказки Ане рассказывать не было сил. Сказки стал рассказывать Гоги. Он садился к ним на тахту со стороны Ани, брал её за руку, и начиналась импровизация. Это не были сказки её родителей или её истории, это были спектакли, где все герои говорили разными голосами и характеры у каждого были яркие, колоритные. Откуда у Гоги брались силы после репетиции, иногда спектакля, бега с ней вместе посреди дня по магазинам, гонке взад-вперёд с нагруженной машиной домой и обратно в театр, Лиза не понимала – делал он всё весело и легко. Не сорок ему, двадцать, когда энергии – через край.

Заснуть под Гогины спектакли Лиза не могла – её будоражил его голос, его близкое присутствие. Прослушивала она его спектакли от слова до слова, все они – о его любви к ней, об их детях и их приключениях: то они добывают воду, то спасают птицу от гибели.