Уйти до рассвета - Лилиан Пик Страница 25

— Наверное, надеетесь в один прекрасный день встретить человека, который готов будет повторить эти строки вам?

— Кто знает, — уклончиво ответила Ким.

— А может, вы его уже встретили? Нет? Ничего, — он говорил фальшиво сочувственным тоном, — не оставляйте надежды. Вы еще сможете встретить такого мужчину. Хотя в вашем возрасте — вам ведь двадцать девять, не так ли? — он скептически приподнял бровь и улыбнулся, — вам стоит поторопиться, время не ждет.

— Я вам зачем-то нужна? Скажите, пожалуйста, зачем вы меня искали… — обреченно спросила девушка.

— И убирайтесь? — Оуэн улыбнулся. — Хорошо, я понял. Я понимаю намеки даже моей «необразованной» домработницы. Послезавтра ко мне придет один моей коллега с работы. Нам нужно с ним обсудить кое-какие дела. Вы не могли бы приготовить нам ужин?

— Конечно.

— Хорошо. Спасибо. — Он неторопливо подошел к книжной полке и внимательно оглядел корешки. — Так-так. Моя невежественная, полуобразованная домработница явно тяготеет к классике. Ричардсон, Филдинг, Чосер — да еще на староанглийском. Самуэла Джексон, Джейн Остин, Джордж Элиот, сестры Бронте, не говоря уж о поэзии и драматургии всех времен и народов. — Он повернулся к ней, его брови были насмешливо изогнуты, взмахом руки он указал на содержимое книжной полки. — Вы что, сделали набег на букинистический магазин и набили целый чемодан книгами, потом притащили их сюда и поставили на полку, в надежде произвести на меня впечатление своей мнимой ученостью?

Ким молчала — а что еще ей оставалось?

— Впрочем, — не переставал насмехаться он, — если бы ваша полка была уставлена научными трудами, может, вы и произвели бы на меня впечатление. Если бы вы имели склонность к точным наукам, я мог бы даже взять назад свои слова о том, что никогда не женюсь на своей домработнице. Больше того, если говорить о физической привлекательности, — он говорил очень тихо, словно себе самому, — вы были бы воплощенной мечтой. — Он не сказал, чьей мечтой. Голос его вдруг посуровел. — Но в одном я уверен — моя дочь, когда она подрастет, будет заниматься наукой. Никаких этих ваших литературных глупостей я ей не позволю.

— Но мистер Ланг, — Ким села на кровати, выпрямив спину, в ужасе от его догматического подхода к образованию дочери, — вы же не можете решать это за нее. Как вы заранее можете знать, в какой области у нее окажутся способности?

— Ее способности, мисс Пейтон, будут, черт меня возьми, в области точных наук! Возражений я не потерплю. Я уже все решил.

— Но мистер Ланг, может быть, она захочет стать художником, или преподавателем английского, или историком. Ведь может быть так, что у нее нет таланта к науке…

Слова Ким разозлили Оуэна не на шутку.

— Она станет ученым, мисс Пейтон, — чеканя слова, повторил он. — Я не позволю ей получить гуманитарное образование. Никаких литературных лоботрясов в моей семье не будет. Само их существование в наш век технологии — анахронизм. Кроме того, те немногие возможности для карьеры, которые для них открыты, если не считать преподавания, привлекают целую армию таких же безработных.

Хотя его слова подтверждались ее собственным опытом, она сказала:

— Если вы будете стоять на своем и диктовать дочери, что она должна, а что не должна делать в жизни, я могу вам гарантировать одно — она рано или поздно восстанет против вас. Если у нее есть характер, а он у нее есть, она все равно пойдет своим путем. Я по собственному опыту знаю… — И она прикусила язык.

Он приподнял брови:

— По собственному опыту, мисс Пейтон? Интересно!

Она чуть не выдала себя!

— Нет, вернее, глядя на других, на другие семьи, и на других… девушек моего возраста. Если их загоняют в определенное русло, они всегда наперекор выбирают противоположное.

Она опасливо посмотрела на него. Сбила ли она его со следа? По его лицу невозможно было ничего понять, кроме того, что он очень разозлился. Коротко напомнив, что послезавтра приведет домой гостя, Оуэн наконец оставил ее одну.

На следующий день вечером Ким задумчиво бродила по саду. Вечер был так хорош, что ей не хотелось уходить в дом. Она глубоко вдохнула аромат цветов, удивительно ярких и живописных в свете гаснущего дня. Раскрыв садовый стульчик; немного посидела на бетонной площадке возле дома, прислушиваясь к умиротворяющему птичьему пению.

Внезапно из дома послышалась музыка, повернувшись, Ким увидела, что Оуэн стоит возле открытого окна и смотрит в сад. Вслушиваясь в переливы мелодии, Ким почувствовала, как слезы текут у нее по щекам. Сколько еще, — спрашивала она себя, — сколько еще она сможет прожить в одном доме с мужчиной, которого любит, скрывая свои чувства? Она будет медленно сходить с ума, потому что, больше всего на свете желая его любви, его близости, она вынуждена будет сохранять между ними дистанцию. Ей постоянно придется напоминать себе, что она всего лишь его домработница.

Но проблема заключалась не только в этом. Даже если бы они встретились как равные, то он, ученый до мозга костей, не только по роду занятий, но и по внутреннему складу, все равно с презрением отвернулся бы от нее из-за ее столь ненавистного ему гуманитарного образования. Их знакомство не имело бы продолжения, произойди оно даже при более счастливых обстоятельствах…

Ким вдруг осознала, что музыка замолкла, а Оуэн раздобыл себе стул и теперь сидел рядом с ней. Она быстро встала, но он протянул руку и заставил сесть обратно.

— Не надо, не уходите. — Он посмотрел ей в глаза. — Вам понравилась музыка, Ким? — Опять он внезапно разрушил между ними все преграды, назвав ее по имени!

Он заметил, что глаза ее влажны от слез:

— Неужели вас так растрогала музыка? — Она кивнула, не силах открыть ему правду об истинной причине ее слез. — Вы знаете ее автора?

— Да, это Малер. Это его… — Она вдруг замолчала. Опять! Узнав так легко сравнительно современное музыкальное произведение, она снова выдала себя. Но внезапно ей стало все равно — она устала притворяться.

— Его — что? — настаивал Оуэн.

— Адажетто из пятой симфонии.

— Вы совершенно правы. — Он поднялся и пошел в дом, крикнув через плечо: — Посмотрим, узнаете ли вы это!

И она услышала другую музыку, тоже знакомую. Когда композиция отзвучала, Ким назвала автора:

— Это ноктюрн из квартета ре-мажор Бородина.

— Пять баллов. — И он тихо прибавил: — Для женщины, которая выбрала такую карьеру, как вы, ваша музыкальная образованность просто поразительна.

Ким передернула плечами. Она дала ему уже слишком много подсказок. Воздух становился прохладный, и ей стало зябко в легкой одежде. Он встал и сказал:

— Оставьте ваш стул здесь, я сам его уберу. Ступайте в гостиную.

Это был приказ, а не приглашение, и, видимо, ей оставалось только подчиниться.