Первая любовь - Вероник Олми Страница 20

Вскоре в машине очень неприятно запахло. Я посмотрела на Кристину, она держалась за живот и очень странно улыбалась… Женщина растерянно на нас оглянулась. "Что случилось? Откуда такой запах? Что вы там натворили? Вы больны? Отвечайте же! Вы больны?" И Кристина, вздохнув с нескрываемым облегчением, проговорила: "Не беспокойтесь, мадам. Я не немая… "

Мама, по самой великой и самой несчастной из случайностей, как раз подходила к дому, когда дочь соседки извлекала нас из машины, грозя судом.

Кристина плакала. Живот у нее больше не болел. На синей блузе у нее по-прежнему белел лист бумаги.

— Вам очень хочется курить? Можем остановиться, мне нужно выпить кофе.

Глядя, как парень высаживается из машины, я вспомнила, как Марк рассказывал мне множество историй о разных невероятных встречах; он любил поговорить с людьми, подхватить на лету кусочек чужой жизни, догадаться о начале любовной связи. Пассажиры охотно ему исповедовались, зная, что никогда больше его не увидят. Салон в его машине был точь-в-точь маленький зал ожидания: журналы, разумеется, но еще и приветливые слова — и о предстоящем маршруте, и о музыке: Марк всегда выбирал по возможности подходящую. Американским туристам, которые приехали в Париж в первый раз, ставил Эдит Пиаф и Мориса Шевалье, влюбленным в зависимости от возраста и характера — Кали, Фрэнка Синатру, Оливию Руиз или Жака Бреля, был у него и запас всевозможных мелодий для ностальгирующих иностранцев.

Марк говорил по-английски, понимал немного итальянский и испанский, год осваивал русский, слушая кассеты ASSIMIL, когда у него не было пассажиров. Выучил "Очи черные", но никогда не говорил о политике. Политический нейтралитет был его золотым правилом. Тем не менее, однажды он вез ближайшего помощника Лепена, а еще как-то раз священника, приверженца экуменизма, беременную антисемитку…

Я пила кофе вместе с молодым чудаком на террасе. Прикрыв глаза, он курил сигарету, подставив лицо полуденному солнышку. Иногда он улыбался и даже тихонько смеялся про себя.

— Что вас так радует?

— Закон космоса.

— А-а-а…

Он взглянул на меня, все же догадываясь, какой эффект мог произвести его ответ, довольный своей оригинальностью.

— Каждый подчинен какому-либо началу, достаточно знать, какому именно. Вот я, например, всю прошлую неделю гостил у колдуньи, черной колдуньи, которая живет по ночам, а днем закрывает ставни. Она видеть не может солнечного света.

— Печально. Хотите есть? Я съем что-нибудь и вас приглашаю.

— Я съем омлет. Колдунье вовсе не грустно, она знает, что такова ее карма. В прошлом году мне встретился один друид..

— Натуральный? А омлет вы съедите? Тоже натуральный, без добавок?

На этот раз он расхохотался.

— В самом деле, мадам, вы точь-в-точь как моя мама! Моя мать больше не хочет слушать моих космических историй, она хочет, чтобы я рассказывал их психиатру и лечился.

— Откуда вы? Я имею в виду, откуда вы едете? Глаза молодого человека внезапно потемнели,

лицо исказила гримаса боли, он встал. Я ухватила его за рукав и снова усадила.

— Меня это не касается, вы правы. Скажите лучше, как вас зовут? Меня зовут Эмилия.

Он не ответил на мой вопрос. Он занялся новой папиросой, а когда скрутил ее, закурил.

— Эмилия… Эмилия… Так вы итальянка?

— Да нет, Эмилия — чисто французское имя!

— Ничего подобного, Эмилия в Италии. Эмилия-Романья, неужели не знаете? Целая область, и говорят там на эмилиано-романском языке. Вы говорите на эмилиано-романском? Нет? Очень надеюсь, что вы на нем заговорите. Меня зовут Пьер, и я очень основательный человек, это незаметно, но я крайне основателен и живу очень давно. В прошлой жизни я был магом, красильщиком и мастером по изготовлению соусов. Именно соусов. В одном из замков в Турени. Совсем маленьком замке.

У него зазвонил мобильник. Он не обратил на это ни малейшего внимания. Я подумала о его матери.

— Пьер, а дальше?

— Пьер.

— Ладно, а где вас высадить?

— Я, наверное, останусь здесь, мне нравится. А может, нет… Я, собственно, еду в Индию, но у меня полно времени.

Колокола прозвонили полдень, ударов было куда больше двенадцати, они настаивали, что настал священный час приема пищи, требовали почтения к нему.

Подошла официантка — очень юная, высокая худенькая девушка с матовой кожей и черными волосами. Она на нас не смотрела. С нами не заговаривала. Скупыми точными движениями разместила на маленьком круглом столике приборы, стаканы, графин с водой и хлеб, вложив в свое дело все напряженное внимание, за которым стояло нервозное беспокойство. Пьер поймал ее запястье, она взглянула на него и высвободила руку.

— Страх — враг счастья, — сказал ей Пьер.

— Согласна, — ответила девушка и направилась в зал.

Ее худенькое тело, казалось, было очень тяжелым, ноги не отрывались от земли. Пьер поднялся и, догнав ее, преградил ей дорогу:

— Присядьте с нами, я приглашаю.

Она взглянула с такой усталостью, словно работала уже тысячу лет, все перевидала и никто уже не мог ее удивить.

— Я на работе.

— A-а, вы на работе? Вы работаете и не можете поговорить со мной, так?

— Так.

И она сделала шаг в сторону, чтобы обойти Пьера и направиться в зал. Но он оказался проворнее и снова встал у нее на пути:

— Я буду работать с вами.

— Пропустите!

— Дайте мне передник, блокнот, и я буду работать с вами. Мы будем разговаривать работая. И даже насвистывать во время работы!

Хозяйка, крошечная женщина, чья голова едва виднелась из-за кассового аппарата, направилась к нашей официантке. И, не говоря ни слова, отвесила ей пощечину.

— С меня хватит, Дженнифер! Я говорю всерьез, с меня хватит! Уходи!

Дженнифер закрыла глаза, когда хозяйка ее ударила, потом открыла и, так же волоча ноги, направилась в сторону кухни. Посетители, все, как видно, постоянные, не смотрели в нашу сторону. Кое-кто поднял на нас глаза, как поднял бы их на экран телевизора, думая совсем о другом. Я сказала Пьеру, что поговорю с хозяйкой, а он пусть меня ждет в машине, мы сейчас поедем. Он быстро оглядел зал и выскочил из кафе.

— Женщина ударила женщину, вам это кажется нормальным?

— Это моя дочь! Не вмешивайся не в свое дело!

— И вы можете ее ударить просто потому, что посетитель заговорил с ней?

— Посетитель? Да? Сразу видно, ты его не знаешь! Посадила небось в машину, когда он голосовал! Подойдет еще раз к Дженнифер, убью!

Она уже снова сидела за кассой как ни в чем не бывало. Дело житейское. Я поискала глазами Пьера. И не нашла. Заглянула в кухню, девушки и след простыл. На террасе наш столик стоял нетронутым, вот только табака Пьера на нем больше не было, а я могла поклясться, что он не взял его, когда побежал за Дженнифер. Я осмотрела все вокруг, но Пьера не увидела. И забеспокоилась, словно в самом деле была ему мамой. Я принялась искать его, как будто ему десять лет. Его здесь знали. Может, кто-то уже позвонил его родным? Может, за ним сейчас приедут? Может, он сбегает постоянно и все знают, где его искать? Но ведь это я предложила остановиться здесь и позавтракать. Я его привезла сюда. И здесь потеряла.