Розы для Молли - Кейт Хьюит Страница 16

Выставка была великолепна. Молли не видела ничего подобного, даже когда училась в университете. Множество планов и чертежей, макетов с садами, и все это — новшества, уникальные, восхитительные.

Она шла по выставочному залу с круглыми, как у ребенка, глазами, а Джейкоб шел рядом. Мозг женщины разрывался от множества новых идей, новых концепций ландшафтного дизайна, и ей необходимо было поделиться всем этим с Джейкобом.

— Я никогда раньше не видела такую планировку… Здесь столько фонтанов, искусственных прудов… Вы обратили внимание, как используются полевые цветы? А ведь многие дизайнеры считают их сорняками.

Джейкоб слушал ее, делал замечания и задавал вопросы, и Молли казалось, что ему действительно интересно. Действительно не все равно.

«Не стоит, — предупреждал голос разума, — не начинай думать, что ему интересна ты. Что он может любить тебя».

Любовь. Это слово никогда не ассоциировалось у нее с Джейкобом Вольфом.

Но, бродя с ним вдоль стендов и экспонатов, Молли спросила себя: какое слово могло бы ассоциироваться с ним? Что он за человек? Она многое придумала, а теперь чувствовала, что выдумки исчезают и на их место становится — что? Джейкоб никогда не говорил о себе, о своих вкусах и предпочтениях. Он держался замкнуто, постоянно контролировал себя и был для нее практически полной загадкой.

Пока он беседовал с коллегами, которые обращались к нему с глубоким уважением, Молли купила буклет выставки и обратила внимание на то, что в нем перечислены престижные премии, полученные его фирмой.

«Компания „Джей дизайн“ всегда обладала уникальной способностью проектировать пространство с учетом индивидуальных потребностей своих клиентов, так что их постройки характеризуют скорее заказчика, чем архитектора…»

Даже в бизнесе Джейкоб не проявляет свою индивидуальность. Преднамеренно, решила Молли.

Почему?

Он подошел к ней, когда она стояла у макета японского сада камней, восхищаясь гладким песком, аккуратно разложенными камешками и крошечным мостиком.

— И что вы об этом думаете? — спросил Джейкоб.

— Тут очень спокойно.

— Да, в восточных культурах сады считаются местом покоя и умиротворения. — Он указал на камни, разложенные на краю. — В японском саду все асимметрично, потому что, по их представлениям, это соответствует жизни.

— В жизни все асимметрично? — Молли слегка нахмурилась, обдумывая его слова.

— В жизни все несовершенно. — На губах Джейкоба мелькнула тень улыбки. — Чтобы обрести покой или счастье, надо принять несовершенство мира и несовершенство нас самих.

Молли повернулась к нему:

— Вы в это верите?

— Стараюсь, — сухо ответил Джейкоб. — Мне не трудно поверить в несовершенство мира, — добавил он, — или свое собственное несовершенство. Но принять их… — Он замолчал и хмуро взглянул на макет.

— Вы, похоже, много знаете о японских садах.

— Я некоторое время жил на Востоке. Свой первый дом я построил в Непале.

— Правда? — А она не знала, что он уезжал так далеко. Молли положила руку ему на руку. — Спасибо, что привели меня сюда, Джейкоб. Это было великолепно.

Он улыбнулся:

— Мне было очень приятно наблюдать, как вы все это воспринимаете. — Молли покраснела от удовольствия. — А теперь я хотел бы пригласить вас на обед, — продолжал Джейкоб, — чтобы достойно завершить удачный день. Вы захватили вечернее платье?

Молли покраснела еще сильнее и призналась:

— Да.

— Отлично. Давайте вернемся в отель, чтобы немного освежиться. Номер наш на всю ночь.

Джейкоб, ожидая, когда Молли оденется к обеду, метался по гостиной. Он был взбудоражен, взбешен. Его самоконтроль, которым он прикрывался, как броней, казалось, испарился.

Поездка в Лондон была скверной идеей. То есть, зло поправил он себя, скверной идеей было приглашение Молли.

Ему слишком хорошо с ней.

Джейкоб сердито посмотрел в окно. Уже темнело, но машины по-прежнему мчались сплошным потоком.

Он искренне хотел держаться подальше от Молли. Может быть, поэтому и сделал ей нескромное предложение.

Пусть так. Однако Джейкоб не мог не признать, что, когда она отказалась, он почувствовал не облегчение, а разочарование.

Он желал ее. И тогда, и сейчас. Желал ее тепла и нежности, желал видеть ее неожиданную улыбку, янтарный свет в ее глазах, желал ласкать нежный шелк ее кожи. Он твердил себе, что привез Молли в Лондон для ее же блага, чтобы она могла отдохнуть и получить удовольствие. Но это было не так.

Джейкоб привез ее в Лондон ради себя. Ради своего удовольствия. Ему нравилось видеть Молли радостной, возбужденной, увлеченной. Нравилось ходить с ней по выставке, выслушивать ее идеи, беседовать, просто быть вместе с ней. Он слишком долго был один, постоянно сдерживал себя, следил за собой. А с Молли Джейкобу не было одиноко.

Очень легко привыкнуть к этому ощущению, радоваться тому, что у тебя есть товарищ, поддаться желанию. Больше всего Джейкоб хотел поддаться желанию. Грубо говоря, сексу. Погрузиться в теплую нежность женского тела, в сладость поцелуев. Забыть о том, кто он и что натворил. Может быть, обрести что-то новое. Что-то лучшее.

Но это исключено. Для Джейкоба Вольфа нет и не может быть ничего нового, ничего лучшего. Он не имеет права тащить Молли вниз, в хаос и мрак своей памяти, а произойдет именно это, если он позволит себе подойти к ней слишком близко. Влюбится в Молли и позволит ей влюбиться в него. Даже секс выльется в это, потому что их отношения давно перешли границу тривиального плотского влечения. Для Молли их близость будет означать очень много. Вероятно, она будет означать нечто большее и для него. Он осквернит женщину своими грехами, своим истинным «я».

Джейкобу было известно, какой мрак царит к его душе, мрак, который убил его отца и разрушил семью. Но он не вынес бы, если бы этот мрак увидела Молли.

В самые тяжкие свои минуты Джейкоб чувствовал, что в нем нет ничего, кроме мрака. Мрак сочился сквозь поры, плескался в глазах. Люди чувствовали это. И Молли тоже. Он замечал, как она смотрит на него с тревогой и грустью, как морщинки удивления появляются на ее нежном лбу. Однако объясниться с ней не мог.

Как поведать кому-нибудь о черноте собственной души?

Как просить отпущения грехов у того человека, который никогда не простит, — у себя самого?

Джейкоб никогда не простит себе того, что сделал. Он будет переживать гибель отца снова и снова. Он видит его во сне, ночь за ночью. Память порой подводит, да и снам нельзя доверять, но то, что помнил Джейкоб, заставляло его усомниться в себе самом…

— Я готова.

Джейкоб повернулся. Он не сразу сумел сосредоточить взгляд на возникшем перед ним видении. Молли нахмурилась.