Предсказание счастья - Камилла Хенкинс Страница 14

Она досадливо прикусила губу. Положительно, он все время вертится у нее на языке.

Шурша юбками, сверкая и блистая, Дженнифер О'Хара спустилась в кухню — проверить, как там ужин. Клейри встретила ее восхищенным цоканьем языка, аханьем и пылкой тирадой на смеси испанского и английского, из которой следовало, что таких красавиц на земле не найти, а уж особенно приятно то, что означенная красавица знает толк в настоящей еде! И уж конечно означенная красавица не станет нос воротить от седла барашка, фуа-гра на листьях салата и арабского рассыпчатого печенья с апельсиновым мармеладом, потому что есть на земле очень глупые женщины, ошибочно полагающие, что мужчинам нравится обнимать вешалку с торчащими ребрами…

В этот момент в кухню неслышно проскользнула маленькая черноволосая женщина с немного печальным и испуганным личиком, довольно миловидным. Дженни догадалась, что это и есть Марисоль.

— Привет. Я Дженни О'Хара. Будем знакомы.

— Я… Марисоль. Здравствуйте. Клейри мне о вас уже рассказала… Вы и впрямь настоящая красавица. У вас такое шикарное платье!

— Мне его сшили по моему собственному эскизу. Шить я не очень умею, хотя бабушка меня учила.

— А я тоже шью. Конечно, не такие роскошные наряды, но все-таки… Вы смогли бы их носить. Вы такая высокая… величественная, словно настоящая королева!

— Не смущайте меня, Марисоль. И что это за платья?

— Я сама крашу ткань, а потом придумываю… Мне нравится придумывать. Жизнь часто бывает скучной, злой, серой, а я шью свои платья для радости. Они яркие и развевающиеся. Вам пойдет…

— Я буду очень рада примерить, раз вы этого хотите. Теперь я вас оставляю, потому что сеньор Дон наверняка уже злится. Мы договорились пропустить по бокалу пива перед ужином.

Сеньор Дон не злился. Сеньор Дон задумчиво стоял перед портретом своей матери и думал о чем-то своем.

Он тоже переоделся, и сердце Дженни гулко ухнуло куда-то вниз при виде этих широких плеч, обтянутых кремовым шелком рубашки. Темные брюки, легкие кожаные туфли на ногах, безукоризненный пробор в черных волосах… Дон Фергюсон был одним из самых привлекательных мужчин, которых приходилось видеть в своей жизни Дженни О'Хара.

Он обернулся на звук ее шагов, и девушка испытала нечто вроде легкого приступа паники при виде того, как серьезно и внимательно ее рассматривают эти синие глаза. Потом Дон тихо произнес:

— Не могу понять… Вы едва появляетесь в доме — и вот уже в вас влюблены моя мачеха, Гвенни, Клейри… Это у вас врожденное, или результат тренировок?

Она рассмеялась и шагнула вперед.

— Подарок фей. Я же ирландка. Ну, суровый босс, как вам мой наряд? Мои ставки растут?

— Да, определенно. Должен признать, что наряд великолепен, хотя…

— Что еще?!

— С трудом представляю себе Хорошую Девочку в таком виде. Скорее, Кармен. Эсмеральда. Но их трудно назвать Хорошими Девочками.

— Мистер Фергюсон…

— Дон. Просто Дон. Мы же договорились.

— Хорошо, Дон. Так вот, я начинаю и в самом деле волноваться за вас. Вы, случайно, не из тех, кто был бы счастлив нарядить всех женщин мира в дерюжку, отороченную очесами льняной пакли? Такое ощущение, что вы все время чего-то опасаетесь…

Она старалась, чтобы ее голос звучал беззаботно, но с удивлением понимала, что это как-то плохо получается. Ноги дрожали. Руки немного судорожно перебирали пышную оборку юбки. Видимо, вот это и называется — «он произвел на меня убийственное впечатление».

— Просто не привык. Такие женщины в сельве не водятся. Вы уже познакомились с Эсамар, Гвенни, Клейри…

— И с Марисоль тоже. Вы ей здорово помогли, насколько я знаю. Это замечательно.

— Это совершенно естественно, а не замечательно. Бедная девочка испытала столько, сколько не выпадет и на целую жизнь. Вы ведь знаете, у нее есть ребенок…

— Это хорошо. У нее есть тот, кого она очень любит.

— Вы так считаете?

— А вы что, принадлежите к ярым сторонникам законных браков? Право женщины быть матерью священно. Не вина Марисоль, что отец ее ребенка оказался сволочью… Ох, я опять выражаюсь слишком сильно!

Дон не сдержал улыбки.

— Должен признать, у вас здорово получается. Ярко, образно и к месту. А что до законных браков… Я их уважаю, скажем так. Считаю, что брак — это обязательство, приняв которое, нельзя уклоняться от его исполнения. И это совсем не означает, что нужен штамп в паспорте или обряд в церкви. Это — глубже. В сердце. В душе.

В синих глазах промелькнула тень боли, тень ярости, и Дженни в смятении опустила голову. Она поняла, о чем он сейчас вспомнил. Хьюго Форсайт, муж Бланки Арьеда… И она, Дженни, в роли развратной разлучницы.

Она торопливо перевела взгляд на портрет Исабель.

— Ваша мама была очень красивой.

— И это говорит женщина, похожая на Венеру?

Сердце Дженни выдало барабанную дробь.

— Вы действительно так считаете?

Странно, но ответ Дона прозвучал почти зло.

— Господи, да вы же прекрасно знаете, что вы красавица!

— Странно, по вашему голосу можно предположить, что вы меня за это ненавидите.

— Нет, но меня это беспокоит.

— Почему?!

— Потому что мне кажется, вы используете это против меня.

— Слушайте, босс, тут уж одним психоаналитиком не обойтись! Тут к психиатру пора. Вам еще не чудятся фашисты, подкрадывающиеся к вам из-за кустов?

— Но вы ведь пытаетесь на меня воздействовать, скажите честно?

— Я вам сейчас как дам… Нет, честное слово, это просто ненормальный какой-то!

Неожиданно он шагнул к ней и взял за руку.

— А кто в вашем понимании нормален, Дженни?

Пауза повисла в воздухе, тяжелая, томительная, чувственная… Синие глаза завораживали, тяжесть руки ошеломляла. Никогда еще Дженни не испытывала такого яростного желания броситься в объятия мужчины.

Секунду спустя морок прошел. Дон отпустил ее руку и совершенно спокойно произнес:

— Простите меня. Я немного забыл о хороших манерах. Вы не просто моя гостья, вы находитесь под моим кровом. Так меня учила мама…

Дженни перевела дух.

— Вы хорошо ее помните?

— Честно говоря, лучше я помню отца — в те годы, когда мама была жива. Он был совсем другим.

— Что ж, тогда вы должны лучше его понимать. Он очень страдал, потеряв свою молодую жену.

— Да.

— Вы тоже страдали, Дон…

— Я смог это пережить. Я был еще маленьким.

— Неважно. Кроме того, страдала и Эсамар.