Подарок Сахары - Ирина Щеглова Страница 10

— Я не знаю, — призналась Наташа, — их много было, остальные убежали.

Мама обняла Наташу за плечи.

— Да все они одинаковые, — с досадой бросила она.

Венсан быстро, горячо заговорил, я разобрала только «но, но, мадам…» и «пардон…».

Мама присмотрелась к нему.

— Не похож ты на араба, — сказала она.

— Мы видели его маму, — доложила я, — она не арабка.

— Франсе? — спросила мама у Венсана.

Венсан обрадовался:

— Муа? Но. Мама — франсе, папа — алжери.

— Мать француженка, — перевела мама, — я так и думала…

Наташина мама покачала головой:

— И как не стыдно! А еще европеец!

— Да не бросал он камни! — закричала я. — Не орите на него, он же заступился за нас.

Юлина мама, кажется, все поняла и успокоилась. Наташина мама почему-то обиделась, забрала Наташу и ушла с ней вперед.

Я робко простилась с Венсаном:

— О’ревуар, Венсан, не обижайся.

Он кивнул, улыбнулся.

— О’ревуар, Ирина, О’ревуар, Жюли, — это он Юлю так назвал.

Всю дорогу мы с Юлей потихоньку обсуждали случившееся.

— Бедный Венсан, влетело ни за что! — шептала я.

— Ужас, теперь он к нам не придет, — вздыхала Юля.

Но случилось все как раз наоборот. Вечером к нам пришла мама Венсана. Она была очень расстроена, пыталась извиняться. Мама удивилась неожиданному визиту, и как могла, объяснила ей, что Венсан ни при чем, мол, мы сами виноваты. Усадила француженку пить кофе, а я сновала туда-сюда, прислушивалась, пыталась понять, о чем говорит француженка. Практиковала полученные знания. Естественно, ничего не поняла, кроме того, что ее зовут Клодин. И еще заметила, что ей очень не хотелось уходить, видимо, она соскучилась по общению.

А на следующий день появился Венсан. Мы собрались у нежилой виллы, сначала играли в мяч с малышами, потом учили Венсана правилам игры в казаки-разбойники. К нам присоединились Фудзия и ее брат Али. Он был тихий, скромно стоял в стороне и смотрел. Фудзия хмурилась. Но мы и его позвали. Нам не жалко. Он, в общем, оказался совсем неплохим, играл азартно, при неудачных бросках вскрикивал, то гневно, то с досадой.

Теперь мы могли совершенно спокойно ходить за хлебом, наши новые друзья следили за тем, чтоб нас не трогали. Частенько нас сопровождала «банда Келли». А с ними мы вообще чувствовали себя в полной безопасности. Как-то была совершена еще одна попытка побросать в нас камни, но Келли и его ребята выстроились в ряд и так шуганули нападавших, что те трусливо покинули «поле боя», а гордые собой американцы прошествовали за нами до самого контракта. Юлька давилась смехом, поглядывая на них.

— Семь самураев! — она изнемогала от хохота.

— Ремейк: американцы в Алжире, — подсказала я.

Все были довольны, кроме Наташиной мамы, она с подозрением относилась к нашей дружбе с местными и больше не отпускала Наташу за хлебом. Моя мама посоветовала нам покупать хлеб для Наташиной семьи. Что мы и делали.

А еще мы с Венсаном придумали простой способ переписки. Мы же с ним жили через забор. Я даже могла видеть окно Венсана из своего окна. По вечерам я смотрела из своего окна и ждала, Венсан несколько раз включал и выключал свет. Так он желал мне спокойной ночи. Я делала то же самое.

А переписывались мы так: Венсан перебрасывал через ограду записку, я выходила и подбирала ее, а потом писала ответ и перебрасывала ему. Конечно, это были очень коротенькие записки, потому что я еще не умела писать по-французски. Например, он писал мне: «Привет, Ирина, как дела?», а я отвечала: «Привет, Венсан. Все хорошо. Ждем тебя завтра».

Потом мы встречались и показывали друг другу наши записки. Я спрашивала у Венсана, как писать то или иное слово, он объяснял. Мама говорила, что мой французский становится все лучше и лучше благодаря такому общению. Ведь для Венсана французский был родным языком. Он тоже учил русские слова. Здоровался с мамой: «добриден, мадам», знал «спасибо» и «харащо», «дом», нашего пса он называл «Рижи», хотя тот и не признавал его. Но Рыжий никого не признавал, такой уж у него был характер.

Конечно, можно было переписываться эсэмэсками, но записки — это так романтично.