Король франков - Владимир Москалев Страница 58

Он поглядел на стул, увидел брошенное на спинку монашеское одеяние и улыбнулся. Потом продолжил:

– А ведь это она меня спасла. Помню, тащила изо всех сил. Затем какие-то люди помогли ей… Но неужто бедняжка так и просидела возле меня всю ночь, ведь спит, как убитая! К этому времени у них в монастыре все на ногах…

Тут Можер замолчал, потому что Изабелла глубоко вздохнула и пошевелилась. Кажется, просыпается. Что же будет дальше? Как она себя поведет? Притвориться спящим, чтобы она, не чуя подвоха, смогла потихоньку уйти? Ни в коем случае! Играть следует в открытую; здесь не двор, фальши места нет.

И Можер стал ждать. Изабелла, чуть изменив положение, неожиданно приподняла голову и увидела его широко открытые глаза. Первым же ее побуждением было немедленно вскочить, а потом выбежать вон… Нет, сначала надо все-таки надеть платье… Но тут же она овладела собой. К чему? Чего уж теперь… Все же попыталась убрать руку с груди Можера и отодвинуться от него, но он вдруг тихо запротестовал:

– Не надо. Оставь все как есть. Чертовски приятно видеть и чувствовать, как ты обнимаешь меня. Даже раны ныть перестают. Я бы и сам тебя обнял, но… ты уж извини, не могу пошевелить руками. Должно быть, им здорово досталось. Да и голос у меня совсем слабый, тебе, наверное, и не слышно…

– Ну что ты, – прошептала Изабелла, глядя ему в глаза и гладя по щеке. – Зачем ты так?.. Тебе нельзя шевелиться. А голос – это потому, что нет сил.

– Ты, наверное, поздно уснула. Сколько сидела возле меня?

– Откуда мне знать? Светать уже начало…

– Бедная девочка… Но ты вся дрожишь. Замерзла?

– Нет, мне тепло рядом с тобой. Просто… просто это… я ведь никогда не лежала в постели с мужчиной.

– Почему же легла?

– Потому что тебя бил озноб, ты никак не мог согреться. Я стала искать одеяло и не нашла. Что мне было делать? Могла я разве допустить, чтобы ты замерз?

– Вот оно что. Выходит, ради меня ты пожертвовала собой?

– А разве ты собой не пожертвовал?

Можер промолчал, глядя на нее. Как жалел он в этот миг, что не может обнять эту славную девушку! А ведь она, наверное, сейчас найдет причину, чтобы оставить его одного.

Так и случилось. Изабелла вдруг встрепенулась:

– Я встану. Надо сменить корпии, смотри, они уже никуда не годны. А вчера приходил король, принес сладкое вино и свекольный сок. Ты должен выпить…

– Не торопись, побудь еще со мной, Изабелла, – попросил Можер. – Так хорошо, когда ты рядом. Я забываю обо всем.

– Ну, ладно, – сказала Изабелла и вновь улеглась. – Не холодно? Хочешь, я обниму тебя еще крепче?

– А сможешь?

– Боюсь только, это причинит тебе боль.

– Это доставит мне лишь радость, поверь, и будет лучшим снадобьем для моих ран.

– Правда? – просияла Изабелла. – Если так, то я рада. Знаешь, честно сказать, мне и самой не хочется уходить, ведь это так прекрасно, так хорошо… – Помолчав, она продолжила, крепко обняв нормандца и пряча лицо у него на груди: – Только прости меня, пожалуйста, Можер… ведь я должна называть тебя «господин граф» и обращаться на «вы»… Но уже не получается. Мне почему-то кажется, что так и надо. Наверное, ты сердишься на меня за это?

– Ничуть, – улыбнулся Можер. – Поверь, я даже рад. Мне это нравится.

– Так общаются только близкие друг другу люди. Но если нас это не смущает, значит, мы с тобой уже близки?..

Нормандец удивлялся и одновременно восхищался наивностью юной Изабеллы, вопросы которой порой ставили его в тупик. Но он знал, что именно в этом и заключается прелесть этого милого, нежного создания, не искушенного в светских беседах, не отравленного завистью, ложью, показным стыдом. Он хотел уже ответить, но в это время в коридоре раздались шаги, приближавшиеся к двери. Изабелла живо юркнула под покрывала.

– Можер, прошу тебя, кто бы это ни был, не выдавай меня!

Вошел Вален.

– Как чувствуешь себя, граф? Можешь говорить? Я знаю, ты еще слаб, потерял уйму крови, значит, и голос.

– Сам видишь, не могу подняться: весь в повязках, – тихо ответил Можер. – Не получается даже крутить головой, шею будто изрезали на ремешки для сандалий.

– Тебе здорово досталось. Другим тоже.

– Все живы, никто не умер? Игра была нешуточной.

– Благодарение Богу, отпевать никого не пришлось, хотя один совсем плох. Нам пришлось попотеть, иным кусками пришивали кожу. Много увечий: нет пальцев, ушей, одному срубили полноса. Все кругом в крови, до ночи мыли полы. Помогали монахини, да еще как! Без них мы едва управились бы до утра.

– Славные девчонки, замуж бы им. Но скажи, Вален, как дела у моего друга?

– Отца Рено? Его плечо здорово ноет, рана стала еще больше. Острие стрелы глубоко засело в тканях, пришлось вытаскивать его, толкая по ходу.

– Ты проколол ему плечо насквозь?

– Иного выхода не было. К счастью, острие оказалось не отравленным.

– Бедняга Рено, как он, должно быть, страдал…

– Тебя тоже вчера дотащили не в лучшем виде. Мне рассказали. Это чудо, что ты остался в живых. Но теперь дело пойдет на поправку, я уверен.

– Когда удастся поставить на ноги Рено? Скоро ли я увижу его?

– За него не беспокойся, все самое страшное уже позади; обе раны в плече и на груди я зашил. К тому же у него хорошая сиделка. Полагаю, ей удастся то, чего не в силах сделать все врачи Европы: поднять его с постели через десяток дней.

– Кто же она? Сестра милосердия?

– Сестра, ты угадал. Только она монахиня, одна из тех, которых привезли. Не отходит от святого отца. Уж не влюбилась ли? Хотя им это запрещено, ведь они давали обет целомудрия.

– Ну, это легко исправить, – сказал Можер. – Ее милый, человек духовного звания, снимет с нее это проклятие.

– Пожалуй, ты прав, но твоя сиделка тоже монахиня. Ей впору ноги целовать: если бы не она, беседовать бы тебе сейчас с Господом на небесах. Король говорил, что приходил к тебе глубокой ночью. Она не спала, сидела и глядела на тебя, как на ангела с небес. Так говорил король. А вот как скажу я, и ты меня послушай: так глядят и ведут себя только те, кто по уши влюблен.

Оба покрывала на Можере слегка зашевелились.

– Как! Ты уже пробуешь двигать рукой? – изумился Вален, поглядев в это место. – Не советую. Потерпи немного, не то разбередишь раны, и они откроются. Монахиня дала тебе выпить то, что я прислал? Старые корпии поменяла? Кстати, почему ее не видно? Она ушла?

– Да, Вален, – пробормотал Можер. – Кажется, она пошла умыться. Но как только вернется, я скажу ей…

– Это будет не скоро, – оборвал его врач и решительно направился к кровати. – Знаю я, как умываются женщины, а потому сам сейчас займусь врачеванием.