Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество - Виталий Шипаков Страница 58

– Может, зря мы с ними так, люди все ж таки, грех людей убивать, – обратился он к вошедшему вслед за ним Ивану.

– Конечно, грех, – охотно согласился есаул. Присев рядом с кузнецом, он начал перезаряжать пистолеты. Покончив возиться с оружием, Ванька неожиданно признался:

– Я, Прокопьевич, после войны в священники хотел податься, да передумал.

– Почему, грехи не отпустили?

– При чем тут грехи. Наставник мой, отец Герасим, смолоду еще похлеще меня был, а к старости остепенился. Да разве он один такой? В любом монастыре среди монахов воина отыщешь.

– Тогда в чем дело?

– Грань не смог я отыскать.

– Какую такую грань, – растерянно взглянул на есаула кузнец. «Уж не повредился ли казак умом, а что – не мудрено от такой веселой жизни», – подумал он.

– Ту, которая добро от зла отделяет, – пояснил Иван. – Убивать – это плохо, про то в Писании Священном так и сказано. Только прятаться в кусты да подглядывать, как твоих соседей режут и дочерей их насилуют, как мне кажется, еще хуже.

Петр Прокопьевич побледнел пуще прежнего, представив, что бы было с дочерью, не приди на помощь Княжич.

– То-то же, – угадав его мысли, печально улыбнулся есаул и тут же ободряюще добавил: – Сильно не казнись, по тем двоим, которых я застрелил, давно черти плачут, а остальные сами виноваты, у них была возможность смерти избежать.

– Так-то оно так, а все одно душа не на месте, – посетовал кузнец.

– Ну, душа у нас, у православных, всегда от чего-то да страдает. У меня, к примеру, от любви, да от того, что сволочей на белом свете много развелось. Про Аришку-то наверняка кто-то из соседей им сказал. Нынче же дознаюсь, кто, и на осине удавлю Иуду.

– Не надо, бог им судья, – попросил кузнец.

– Как знаешь, – неохотно согласился Ванька.

– Спасибо тебе, казак. До скончания дней своих молиться буду, чтоб бог простил грехи твои праведные, – заверил Петр.

– Из спасибо шубу не сошьешь, иди, сзывай своих паскудников, да пойдем жилище князю строить, – распорядился Иван.

23

Выйдя из кузницы, Княжич первым делом взглянул не на порубленных им разбойничков, а на Арину по батюшке Петровну. Девочка стояла возле Лебедя, держась за стремя, чтобы не упасть, и смотрела на следы произошедшего побоища. Кое-кто из душегубов еще бился в предсмертных судорогах – добивать израненных у Ваньки не было в привычке. Впрочем, на сей раз ни у кого из жертв Ивановых клинков надежды выжить вовсе не имелось.

– Ну вот и все, а ты сомневалась, – обратился он к девочке, пытаясь приобнять ее обагренною кровью рукой. Та отшатнулась, одарив спасителя взглядом, в котором не было ни благодарного восторга, ни осуждения. В больших, почти как у Еленки, но зеленых, как у мамы Натальи, очах кузнецовой дочери застыл тихий ужас. Княжич тяжело вздохнул, взял ее на руки и усадил в седло. Услышав за спиной восторженные возгласы уже собравшихся у кузни мужиков, он обернулся.

– Вот что, сволочи, дознаваться, кто о ней разбойникам сказал, я не буду. Петр меня об этом попросил, до земли ему за это поклонитесь, но знайте, если что-нибудь подобное еще случится – всех, как этих, порешу, – кивнув на мертвые тела незадачливых душегубов, пообещал есаул. Мужики покорно встали на колени, теперь они увидели в Иване не давешнего простачка, который за привычную работу отвалил им бешеные деньги, а сошедшего с небес бога войны.

За всю дорогу Аришка не проронила ни слова, как ни пытались Ванька с отцом разговорить ее. Когда прибыли в вотчину, девчушка молча спрыгнула с Лебедя и, уткнув лицо в его серебряную гриву, заплакала, гладя своей маленькой ладошкой бархатную морду жеребца.

Петр попытался увести ее с собой, но Княжич отсоветовал:

– Не надо, сейчас ей с животиной быть куда приятнее, нежели с нами. Как говорится, чем больше узнаешь людей, тем больше начинаешь коней любить.

Малость поразмыслив, он предложил кузнецу:

– Может быть, к княгине твою Арину определить?

Увидав, что Петр колеблется и не очень-то желает расставаться с дочерью, Княжич принялся увещевать его:

– А что, не всю же жизнь ей за тобой железки таскать. Ладно б парень был, тогда еще куда ни шло, а то ведь девка. Хочешь, чтоб надорвалась да померла раньше времени.

Не дожидаясь отцовского согласия, Иван отправился к Елене.

– Не помешал? – смущенно спросил он, входя в убогий закуток, где обрела свое временное пристанище чета Новосильцевых.

Еленка сидела на постели, закутанная в мужнину шубу, и читала книгу в дорогом, но изрядно обгорелом сафьяновом окладе. На пепелище, видать, нашла, догадался Ванька. Дмитрий Михайлович лежал в углу на застланной овечьей шкурой охапке сена. Ему опять, похоже, нездоровилось. Тем не менее князь искренне обрадовался гостю.

– Проходи, Иван, кому-кому, а уж тебе мы с Еленой завсегда рады.

– Да я, вообще-то, к ней и пришел, тут вот какое дело, – присев на колченогий, такой же, как книга, обгорелый стул, есаул поведал о событиях в деревне.

– Ты б поговорила с Ариною, а то боюсь, как бы от всего пережитого она душой не захворала, дите ж совсем еще, – попросил он Елену, закончив свой рассказ.

Не сказав в ответ ни слова, прекрасная литвинка встрепенулась, словно птица, да упорхнула из светелки, размахивая вместо крыльев полами боярской шубы. Выйдя следом, Иван увидел, как она взяла девчушку под руку и повела за собой. Та не противилась, но зарыдала еще сильней, уткнувшись вместо Лебедевой гривы в пышную Еленкину грудь.

Ближе к вечеру Княжич снова встретил Новосильцева. Дмитрию Михайловичу полегчало, и он с Петром да двумя его помощниками обходил подворье, советуясь, где поставить баню, где конюшню и все такое прочее.

– Ну как они, – спросил Иван, кивая на окно светелки.

– Да как испокон веков у девок заведено – для начала вместе поплакали, потом принялись Арине платье шить, а сейчас Елена книгу ей читает. То ли Ветхий, то ли Новый Завет, я не шибко в этом разбираюсь.

Подождав, пока князь Дмитрий с мужиками уйдут подальше, Ванька крадучись приблизился к окошку, прислушался. Сквозь занавеску хорошо были слышны девичьи голоса, речь, однако, шла не о Священном Писании.

– Пани Елена, а ты как с Иваном Андреевичем встретилась?

– Да почти что, как и ты. Меня татары захватили, а он напал на них да перебил.

Невдалеке послышались шаги, и есаул отпрянул от окна. Не дай бог, станичники увидят – со смеху помрут. Скажут, дожил Княжич, за бывшей полюбовницей своей теперь в щелку подглядывает, стыдливо подумал он. В тот же миг из-за угла полуразрушенного терема вышел Бешененок.

– Вот ты где, а я ищу, с ног сбился. Лысый возвернулся, всего понакупил: вина, хлеба, рыбы разной, даже яблок для княгини приволок. Теперь живем, – с радостью поведал Максимка, но тут же помрачнел и вопросил: – Почто давеча меня с собой не взял, аль не доверяешь?