Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество - Виталий Шипаков Страница 57

– Эх, милая, не дай тебе господь на мое умение когда-нибудь взглянуть, – вздохнул Иван и направился к вотчине.

22

Посмотреть на кровавую Ванькину работу Аришке довелось уже на следующий день. С вечера ничто не предвещало каких-либо несчастий. Поужинав ухой да выпив на дорогу, хлеб-то у казаков кончился, но винишко еще не перевелось, мужики ушли к себе в деревню.

– Завтра с самого рассвета начнем, а то дни теперь короткие, – сказал кузнец при расставании.

Проснулся Княжич довольно поздно, когда уже почти рассвело. Выйдя из развалин терема, он умылся снегом и спросил стоявшего на страже Бешененка:

– Мужики еще не пришли?

– Да нет.

– Странно, обещали спозаранку прибыть, не случилось ли чего? – уже почуяв недоброе, озабоченно промолвил Иван. – Поеду, встречу их.

– Может, мне с тобой? – предложил Максимка.

– Не надо, один управлюсь. Ты давай-ка поднимай братов, я скоро вернусь.

Подъехав к озеру, есаул было свернул на проторенную вчера вдоль берега тропинку, как вдруг услышал Аришкин крик:

– Иван Андреевич!

Девочка бежала прямиком по едва намерзшему льду, избрав самый короткий, но самый опасный путь. «Так и есть, какая-то беда приключилась», – подумал Ванька, рванув ей навстречу. Тонкий лед надсадно заскрипел под конскими копытами и не проломился лишь благодаря необычайной резвости Лебедя. Подхватив Аришку на всем скаку, как когда-то Еленку в дубраве, есаул не выехал, а вылетел на противоположный берег, и только после этого спросил:

– Что у вас стряслось?

– Разбойники нагрянули, отца и дядю Фрола хотят убить, – дрожа всем телом, пояснила девочка. При этом в ее зеленых, как у Ванькиной мамы, очах был не испуг, а ненависть. Усадив Аришку поудобнее, Ванька поскакал к деревне.

– Ты что, сдурел? Их там более десятка, – предупредила кузнецова дочь.

По-хорошему, конечно, надо было бы вернуться да прихватить с собой того же Бешененка с парой-тройкой казачков. Но кому, как не Ваньке-есаулу было знать, что в бою не то чтобы минута, а единый миг может стоить целой жизни.

Отчаянно взмахнув рукой, Иван презрительно изрек:

– Всего то, – и продолжил путь.

При въезде в поселение они сначала услышали бабий вой, затем увидели лежащего в луже крови мужика. В руках убитого был зажат топор.

– Это дядя Фрол, они с отцом меня за вами послали, а сами стали деревню оборонять.

– Где же остальные?

– Остальные, как обычно, в лесу попрятались, чтоб свою шкуру спасти. На баб с детишками им наплевать, – ответила Аришка и тут же тревожно вопросила: – Не опоздали мы, Иван Андреевич, может, батюшки тоже в живых уж нет?

Княжич с удивлением взглянул на свою сподвижницу. Для девчонки она держалась шибко смело – ни нытья тебе, ни слез.

– Кабы был убит, так здесь же, на снегу б лежал, – глядя на ведущий к кузнице кровавый след, ответил он.

Подоспели есаул с Аришкой вовремя. Столпившись возле убогого жилища Петра, разбойники пытались выломать дверь. В том, что перед ним не воины, а отребье, Княжич убедился, едва взглянув на их никчемные старания. Вместо того чтоб взять бревно да протаранить, они пытались вырубить ее топорами.

Было душегубов ровно дюжина – двое конных, видать, предводители, и десяток пеших.

На одного, конечно, многовато будет, ну да ничего, управлюсь, решил бесстрашный Ванька, рассмотрев оружие своих врагов, большинство которых было вооружено топорами да саблями, лишь у одного из конных поперек седла лежала длинная пищаль. Судя по оборванным красным кафтанам, это были беглые стрельцы, что вызвало у есаула праведный гнев.

– Трусливые ублюдки, вместо того, чтобы со шляхтой воевать, они своих же, православных, грабят.

Тем временем один из предводителей, стараясь перекричать разбушевавшихся собратьев, заорал:

– А ну разойдись!

Подъехав к самой двери, он принялся увещевать Петра:

– Зря артачишься, выходи-ка лучше подобрупоздорову, а не то мы вас живьем спалим. Не боись, ничего с твоей девкой не сделается. Ее господь на то и создал, чтоб мужиков услаждать. Малость с ней поозорничаем да обратно отдадим.

– Погоди чуток, сейчас казаки приедут, так сразу же про озорство забудешь, – прозвучал ему в ответ голос кузнеца.

– Совсем, видать, от страха рехнулся. Какими-то казаками пужает, откуда им тут взяться-то, казакам, – глумливо засмеялся душегуб.

– Да вот он я, и девка со мной. Возьми ее, если сможешь, – задорно крикнул Ванька, прыгая с седла. Обернувшись к Аришке, Княжич тихо, чтобы было слышно только ей, приказал: – Коли меня убьют, сразу к нашим скачи, но не по льду, а вдоль берега. Лебедя на своих клячах им не догнать.

Разбойники все разом оглянулись. Сперва они малость стушевались, однако увидав одного-единственного молодого парня, радостно загоготали. Его конь, богатая одежда и усыпанный самоцветами кинжал большинству из них пришлись гораздо больше по душе, чем тщедушная девчонка. Обладатель пищали начал запаливать фитиль, но вожак остановил его:

– Не смей, одежу спортишь.

Хищно ухмыляясь своей широкой харей, про какие говорят – с похмелья не обдрищешь, он двинулся навстречу Княжичу.

– Ты откуда взялся такой смелый?

В ответ ему раздался выстрел, и харя душегуба стала еще шире от вошедшей промеж глаз пули. Вторым выстрелом Иван свалил пищальника – так оно вернее. Затем принялся неторопливо засовывать за пояс пистолеты, надеясь, что разбойники, лишившись предводителей, простонапросто разбегутся.

Поначалу те так и хотели поступить, но, к несчастью, средь них нашелся дурень, в котором жадность одолела страх.

– Не робей, ребята. Стрелять-то ему больше не из чего, – воскликнул алчный нетопырь, и стая трусливых бродячих псов двинулась на одинокого волка.

Есаул пожал плечами, мол, не хотите, как хотите, принимая разбойничков на булат да кинжал. Четыре взмаха его унизанных перстнями рук уложили четверых врагов на снег. Двое оказались вовсе без голов, а двое со вспоротыми животами. Ошалев от вида обезглавленных тел и расползающихся по кровавым лужам, словно змеи, кишок, душегубы отпрянули обратно к кузне. Ну а это они сделали совсем напрасно. Дверь распахнулась, и бедолаги оказались меж казачьими клинками и кузнецким молотом. Через несколько минут все было кончено.

Княжич тщательно очистил снегом клинки, протер их насухо о полу кунтуша, после чего отправил саблю в ножны, а кинжал за голенище сапога.

– Ну что, пришлась тебе по нраву казачья работа? – спросил он бледного, как смерть, кузнеца. Ответить тот не смог. Выронив молот, Петр схватился за горло и принялся блевать. Потом, шатаясь, словно пьяный, удалился в свою кузницу. Усевшись на колоду, новоявленный убийца кое-как обрел дар речи.