Король франков - Владимир Москалев Страница 21

– Ты мой внучатый племянник и можешь звать меня тетушкой, но здесь называй матушкой, – сказала настоятельница. – Мы ведь с тобой в обители Христовой. И здесь я мать Анна, а не Кадлин, как в миру.

– Хорошо, матушка.

– А зачем ты разбил ворота? – с огорчением поглядела аббатиса на выломанную доску. – Впрочем, понимаю, калитка не подходит, пришлось бы сгибаться… Ах, ты все такой же, каким и был. Ну, пойдем, я покажу тебе нашу обитель, а ты будешь рассказывать, как добрался сюда.

Можер поглядел на сестру Монику, осторожно приподнял ей голову за подбородок.

– Ну вот, а ты мне не верила. Знай, граф Нормандский всегда говорит правду. – Он повернулся к настоятельнице. – Эта овечка дивно как хороша! Жаль, что она монахиня. Встретил бы я ее вне стен этой обители, клянусь, сделал бы своей любовницей!

Мать Анна попыталась напустить на себя строгость:

– Сын мой, ведь ты в храме Божьем!

Увидев ее все ж таки благоговейный взгляд, направленный на него, Можер рассмеялся. Сестра Моника же вновь покраснела.

– Оставь за воротами свое оружие, – указала аббатиса глазами на меч и топор. – Церковь – не военный шатер, здесь это запрещено.

– Что ж, подчиняюсь, – усмехнулся Можер и прибавил негромко: – Все же не напрасно, черт возьми, я взял с собой монаха.

Они пошли не в сторону открытой галереи с аркадой, где жили монахини и сама аббатиса, а направились к порталу храма. Настоятельница загорелась желанием показать любимому племяннику красоты обители.

Вкратце рассказывая по дороге о том, что происходило в Лане, а потом в Реймсе, Можер не без удивления заметил:

– Похоже, матушка, вам давно известно, что герцог стал королем. Как дошла до вас эта весть?

– Я узнала об этом лишь вчера от одного человека. Он приходил в аббатство проведать свою дочь.

– Свою дочь? – насторожился Можер. – И он приходил сюда?.. А как звали этого человека, вы не помните?

– Помню, как же, только что тебе до этого? А звали его Гунтран.

Можер остановился. Именно это имя вместе с именем своей возлюбленной называл ему сегодня утром Роберт. Неужели тот самый?.. Его дочь зовут Гердой, вернее, звали в миру, а как сейчас – никто за пределами этого монастыря, кроме отца, не знает. Да и не это теперь важно, а то, какое имя назовет настоятельница, она должна его помнить.

– А как зовут эту девицу? – спросил нормандец. – Его дочь?..

– Сестра Инесса.

– А в миру? Ее имя тогда?..

– Герда.

Можер задумался. Теперь их план никуда не годился: папаша не мог за одну ночь вознамериться покинуть земную юдоль, дабы появиться пред вратами рая. Что было делать, Можер не знал. Но на всякий случай спросил:

– И что же, ей нравится здесь?

– Ах, бедняжка, кажется, уже не рада, – неосторожно обмолвилась аббатиса.

Они отправились дальше, и она поинтересовалась:

– Почему ты спрашиваешь об этом?

– Мы еще вернемся к вашей козочке и ее папаше, дорогая матушка, – ответил внучатый племянник, – а сейчас… Что это перед нами?

– Храм божий, сын мой, – описала крест перед собой мать Анна.

Войдя внутрь угрюмой с виду романской церкви, Можер остановился и, присвистнув, огляделся вокруг. Он стоял на мраморном полу с пучками солнечного света на нем сквозь витражные окна. Над его головой – высокий куполообразный свод с поперечными балками, вправо – ряд арок. Дуги сводов, украшенные затейливой резьбой и изображениями святых, основаниями упираются в массивные капители. Те венчают мраморные, высотой в два человеческих роста, колонны с каннелюрами и опоясаны каменным узором из сочетания листьев ландыша и лилий. Эту аркаду сверху объединяет галерея с редкими узкими окнами, меж ее полом и сводами – аркатурный пояс ^[13] из полукружий цветов и листьев, перемежающихся с диковинными животными. Слева над такою же аркадой – фрески на библейские сюжеты, впереди – иконостас, к которому ведут ступени.

От всего этого веяло тленом, удушьем, затхлым запахом подземелья; все было мрачным, неживым, в воздухе будто витала сама смерть, смрадным дыханием своим умерщвляя все, попадавшееся ей на пути.

Можер поежился. Ему стало не по себе в этом царстве уныния, среди лампад, свечей, икон с ликами мертвецов. Оглядываясь вокруг, он думал, не оживить ли этот храм, устроив в нем танцы.

А аббатиса тем временем рассказывала, что их прежняя обитель в Сите называлась именем святого Кристофора, была построена в шестом веке и находилась близ Божьего дома. Но неожиданно стены церкви пошли трещинами, и рухнуло полнефа. Герцог велел невестам Христовым перебраться в Нотр-Дам де Шан; церковь превратили в аббатство и обнесли стеной. По окончании ремонтных работ монахини вернутся на прежнее место.

Пока настоятельница просвещала таким образом своего племянника, который тем временем обдумывал план предстоящих действий, они обогнули скамьи, миновали колонны и остановились у входа в поперечный неф, называемый трансептом. Слева от них – алтарь, за ним иконостас, дальше – апсида. Они поднялись по лестнице на второй этаж.

– Кто это? – спросил Можер, кивая на иконы, развешанные по стенам. – Никак, святые? Похоже, и женщины здесь.

– Истинно, сын мой, сие – великомученицы за веру Христову, – с умилением, мелко крестясь, вперила взгляд в лики святых настоятельница.

– Какие-то они дохлые, будто сонные мухи, – зевнув, сделал заключение Можер, пробежав глазами по ряду. – И все похожи одна на другую, будто близнецы. Как вы только различаете, матушка, кто есть кто? Вот эта, например, крайняя справа, посмотришь не нее – и в сон тянет. Не спала, что ли, сама три ночи кряду?

– Это святая Евлалия, – тотчас принялась разъяснять аббатиса, желая просветить дорогого гостя. – Она жила в Испании во времена императора Диоклетиана и сразу возлюбила Иисуса Христа своим чистым сердцем. У нее нашлись единомышленницы, и все вместе они образовали христианскую общину. В то время, надо сказать, были жестокие гонения на христиан, и дева Евлалия решила, что пострадает за своего небесного жениха, который поможет ей вытерпеть муки (Можер ухмыльнулся). И отправилась она в дальнее путешествие. И увидев однажды капище и язычников вокруг, уличила она их в поклонении сатане, образ которого воплощали деревянные идолы. И сказала она, что те, кто не почитает истинного Бога, будут гореть в пламени адовом, и нет им спасения от этого. Услышав это, раздели язычники невесту Христову и стали бить ее палками по спине. Тогда судья потребовал отречься ей от своей веры, ибо ему стало жаль ее, такую молодую. Но она ответила, что не боится побоев, ее защищает Христос, а его, судью, за неверие Господь осудит в день Страшного суда на муки вечные. И распяли за это деву на кресте, и рвали тело ее кнутами с крючьями на концах, а потом срезать начали кожу с тела ее. Но она лишь прославляла имя Господнее. А перед смертью предала чистую душу свою Господу, и вылетела из нее белая голубица, и воспарила к небесам.